Алина и её судьба

«Для меня то, что происходит сейчас — это сон, и я все время хочу проснуться. Я не могу принять это, я просто до наглости уверена, не знаю как, но избавлюсь от этой болезни» — интервью с режиссером Алиной Кабисовой, в судьбе которой приняли участие многие жители Осетии, увидев объявление в социальных сетях о сборе средств на операцию в Германии.

Я познакомилась с Алиной в 2015 году в личной переписке на Facebook, когда спросила ее, когда будет показан фильм «Фотография до и после», к созданию которого, как я поняла, Алина имеет непосредственное отношение. Алина мне ответила и больше мы не общались. И вот в июле я увидела в ленте публикацию Сослана Макиева, который писал, что Алина серьезна больна и ей требуется дорогая операция. Я расстроилась, потому что буквально накануне получила в личном сообщении поздравление с днем Хетага и думала, что у Алины все хорошо. Я расстроилась, но ничего не предприняла.

Через неделю я вновь увидела текст об Алине, написанный уже Ацамазом Кочиевым, в котором прояснялись подробности и масштабы трагедии. Я предложила Ацамазу сделать фотоисторию и подробную статью о ситуации с Алиной, которые можно будет опубликовать на сайте проекта «Такие дела», который успешно функционирует уже год, помогая людям с самыми страшными историями болезни. Но оказалось, что помощь оказывается только тем, чьи личные дела подают местные фонды, оформленные юридически и чтобы Алинина история появилась там, нужно создавать фонд. На это нужно время и люди, а времени нет, необходимо срочно помогать – Алину в очередной раз госпитализировали. Тогда мы решили сделать это пока на республиканском уровне, опубликовав текст и фото с Алианой на сайте.

13

Ацамаз договорился о съемке в больнице. Я просила, чтобы все дети были рядом. Анна Кабисова — старшая дочь, приехала между двумя эфирами на телевидении, младшую дочь Залину привезли из санатория, где она проходит курс лечения, сын Сергей был с мамой.

Мы поднялись на 5-й этаж РКБ в отделение нейрохирургии и зашли в маленькую трехместную палату. И я увидела Алину. Она оказалась еще красивее, чем на фотографии в соцсетях, она была просто фантастически красивой, но бледность и худоба говорили о том, что она прошла уже сотни кругов ада. Мы обнялись, и я чуть не заплакала. Я сделала несколько снимков и ушла, потому что к Алине пришли родственники. Но поздно вечером вернулась, чтобы поговорить с ней. Вот наша беседа.

— Как Вы попали в кино?

— Попала, еще будучи в Душанбе. Все произошло спонтанно — меня пригласили сняться в эпизоде, я согласилась и получила заслуженные 5 рублей (смеется).

— А сколько Вам тогда лет было лет?

— Мне тогда было 17 лет, я только закончила школу.

— Вы родились в Душанбе?

— Нет, меня увезли из Осетии, когда я была маленькой. У мамы были проблемы со здоровьем, ей нужно было менять климат. Там я выросла, закончила школу, и, по маминому совету пошла в торговый техникум. Мне это никогда не нравилось, но я согласилась, чтобы не терять год.

И через год меня отправили на практику, не поверите, в филиал ресторана, который располагался на студии «Таджик-фильм». И когда меня там увидел режиссер, у которого я снялась в том самом эпизоде, то спросил: «Алина, у Вас новая роль?». Я рассказала о своей «новой роли» и тогда он сказал: «Это же не Ваше! Неужели, Вы видите свое будущее в этих жирных пятнах, с руками, постоянно пахнущими маслом?».

По его совету я пошла в институт искусств, там тогда набирал Максудшо (Максудшо Иматшоев – советский актер и певец-ред.) – это ученик Бондарчука. Когда он узнал, что я осетинка, то сказал, что уже нашел мне жениха – Константина Бутаева. Он тоже там учился. Мы потом познакомились и подружились. В итоге я поступила и, похвастаюсь, была любимой ученицей у мастера. Потом я попала на студию «Таджик-фильм», работала режиссером, иногда актрисой в картинах своего мастера. Потом началась война, у нас дома был госпиталь, множество раненых – много чего пережили тогда. Фильмы перестали снимать, и мы оттуда бежали.

В 94-м году я прилетела на военном самолете из Таджикистана с маленькой Анной в Осетию. Все здесь было для меня новым. С работой было плохо — на телевидении платили копейки, в конном театре тоже зарплаты не было. А потом началось самое страшное. У сына Сережи неожиданно появились проблемы с глазами, он стал слепнуть, в больнице говорили: «Ну, покапайте, очки носите в сеточку, глаза разгрузите». И я капала, я же не врач, не знаю, что делать, и делала то, что мне говорили. Потом мама отвела его к Короеву — это главный офтальмолог в республике был, и он очень долго смотрел и сказал, попробуйте сдать анализ на токсоплазмоз. Мы сдали анализ и у нас подтвердилось…

В этот момент из палаты выходит молодая девушка, соседка по палате Алины, и она просит оставить дверь открытой, потому что очень душно, а если открыть окно, то налетят комары. Москитной сетки на пластиковом окне в больнице нет.

— Мне сказали, что теперь он будет слепнуть. Я повсюду ездила, искала клинику, где могли бы помочь, даже в институт Гельмгольца, везде говорили – ничего нельзя сделать. Потом я нашла клинику профессора Мулдашева в Уфе. Они сказали, приезжайте, мы вам поможем, но операция – дорогая. По тем временам она стоила 150 тысяч рублей. У меня таких денег не было – я осталась одна с тремя детьми, муж нас бросил к этому времени, нашел себе другую женщину, оказался альфонсом. И мы стали собирать деньги. Моя подруга Лейла Теблоева помогла мне в организации благотворительного концерта. Сколько я ходила тогда по всяким организациям, говорила, помогите, ребенок слепнет. Просить всегда унизительно, а когда тебе отказывают — это еще хуже. В итоге, благодаря друзьям, мы организовали концерт, спасибо всем музыкантам, они так помогли… На собранные деньги сделали операцию, но токсоплазмоз не уходит навсегда, нужно все время его контролировать. Мы сделали уже три операции, и три раза я собирала деньги, сходя с ума от страха, что мой ребенок слепнет.

Один раз мне Сергей Такоев помог, спасибо ему огромное, никогда этого не забуду… Он даже документов у меня не спросил, просто прислал человека, который передал мне 150 тысяч рублей, а я просила, чтобы он помог мне с реализацией билетов. Он сказал, мы не пойдем на концерт, но, давайте как будто мы купили половину билетов. Приехал человек, я достала паспорт и говорю, посмотрите, это я, Алина Кабисова. Но ему не нужно было доказательств. Он просто помог. Я ему очень благодарна. И буду всегда об этом помнить.
Также мне помогли на заводе «Электроцинк». Завод помог распространить билеты на концерт, и так мы опять собрали деньги на операцию.

4Сейчас мы все время следим за его зрением, я каждый год вожу Сережу в центр токсоплазмоза в Москве. Один глаз мы уже потеряли, потому что вовремя не поставили диагноз. Правый глаз не видит вообще. Когда Сергей был маленький, то было очень много проблем — его машины чуть не сбивали, потому что когда он переходил дорогу, то не видел машин справа. Сейчас он привык и говорит, что него такое ощущение, что так и должно быть.

— Вы не думали что сегодняшняя ваша болезнь могла возникнуть из-за этого? Говорят же, все болезни провоцирует нервный стресс?

— Это первое, о чем меня спросили в Бурденко: «Как вы жили последние 15 лет?» Я сказала, что похвастаться нечем, много было всего трудного, еще когда ты совсем одна, это очень тяжело. Спасибо друзьям, которые помогали, а так, есть мама, я и дети. Папа у меня умер в 2000-м году здесь. Так мы остались в недостроенном доме в Ногире. Две комнаты уже хорошие, но остальное надо достраивать. Сережа говорит, я вам сделаю все (улыбается). До 2013 года у меня даже карточки в поликлинике не было. Я всегда была полна энергией. Сейчас для меня это сон, я все время хочу проснуться, я не могу принять, что это со мной происходит, я просто до наглости уверена, что, я не знаю как, но избавлюсь от этого. Потому что мой организм не принимает это.

Заходит дежурный врач, молодой человек лет 23-х, спрашивает сперва соседку Алины, как она себя чувствует. Девочка отвечает: «Ну, так…». Он молчит а потом обращается к Алине: «Кабисова, как Ваши дела?». Алина говорит, что ее мучают головные боли и рвота. Молодой человек молчит, а потом спрашивает: «А лечащий врач знает?». Алина говорит, что просила его сегодня сделать обезболивающее. Дежурный врач, сказал, что еще зайдет и ушел.

— Как все началось?

— В 2013 году у меня начались головные боли, мы подумали, что это гайморит, и я легла в лор-отделение. Мне делали «кукушки» — это когда в нос вставляют трубки и выкачивают из тебя «материал». От этого мне становилось еще хуже, было ощущение, что мозг высасывают. Меня лечили без результата, становилось все хуже, пока одна врач, которая считалась здесь умницей, не сказала, что, наверно, это не гайморит, а что-то посерьезней. Я не могу понять, почему здесь никому не пришло в голову сделать компьютерную томографию и посмотреть. Потом мне из Москвы позвонила моя подруга Лейла Теблоева и говорит: «Приезжай, сделаем здесь обследование».

2В полуобморочном состоянии я села в самолет и прилетела в Москву. Лейла сразу вызвала «скорую» и меня забрали в больницу. Там меня осмотрела заведующая лор-отделением Хесина и тоже поняла, что это не гайморит, и сказала: «Сделай к компьютерную томографию головного мозга». Я сделала и там обнаружили огромные кисты между двумя полушариями мозга. Хесина позвонила своему ученику в Сеченово, врачу Кочеткову и сказала, что пришлет пациентку, которую надо принять без очереди. Кочетков сказал, что нужно срочно оперировать, потому что размеры опухоли растут, и она может повредить мозг. Мои родственники быстро собрали 80 тысяч рублей, и меня прооперировали. Но головные боли так и не прошли. У меня начались приступы, в апреле я потеряла сознание два раза за день, и меня забрали здесь в Осетии в больницу, и поставили диагноз «эпилепсия». Хотя они делали электрокардиограмму, которая не выявила эти сигналы, которые говорят, что это эпилепсия, но в редких случаях бывает, что при эпилепсии сигналы при ЭКГ не обнаруживают. И все… Мне что-то покапали, выписали противосудорожное и отравили домой. Откуда взялось, почему взялось в таком возрасте, никому интересно не было.

Боли и потери сознания продолжались, и я опять поехала в Москву в клинику Бурденко. Там мне сказали сделать снимки с контрастом МРТ, я все сделала и пришла к ним. И мне объявили диагноз: «множественные кавернозные ангиомы головного мозга», которые очень глубоко находятся — четыре большие и остальные — поменьше. Нейрохирург направил меня к известному профессору. Я к нему пришла, а он такой старенький, добродушный еврей, все посмотрел и сделал назначение. Я спросила, нельзя ли сделать операцию. Он говорит: «Деточка, вы понимаете, их много, и они очень глубоко. Это голова и неизвестно, чем все закончится, давайте, попейте пока вот это». Я пила, но ничего не помогало. Потом я пошла на консультацию к другому профессору — она посмотрела, описала мне все снимки, сделала заключение. Но оперировать также не взялась. И я опять уехала. Сейчас боли продолжаются, приступы каждый день повторяются. У меня уже не слышит правое ухо и упало зрение. От лекарств у меня начались проблемы с желудком, почками, печенью, а ведь я была абсолютно здорова всю жизнь.

— Когда Вы были последний раз в Москве?

— В феврале 2016. Я была там и вернулась только потому, что здесь, в Осетии, пообещали, что если мне в Бурденко напишут, что они не могут прооперировать, то есть возможность попытаться получить квоту на поездку в Германию. Дело в том, что потеряв надежду сделать операцию в Бурденко, я отправила все снимки и документы в клинику в Германию. Там все посмотрели и прислали приглашение на операцию. Операция стоит 3 миллиона рублей. Но у них есть другой способ операции – не микрохирургический и не радиохирургический, принятый здесь. Они через зонд вводят жидкость в сосуды головного мозга, и риск что-то повредить намного меньше.

5Когда я пришла к профессору в Бурденко за справкой, и он увидел это приглашение, то быстренько схватил и побежал к заведующему и очень долго совещался, после чего пришел и сказал: «Нет, не все так просто, давайте я вам увеличу дозу препарата». Я говорю ему: «Вы же сказали, что нельзя оперировать, вы мне напишите, что нельзя, и я поеду на операцию в Германию». Он отказался писать справку. Тогда я пошла к другому профессору, там же, в Бурденко. Она посмотрела документы и тоже пошла к заведующему. Вернулась и стала возмущаться: «Какая Германия, что Вам здесь не хватает, давайте мы вас положим и прооперируем». Я говорю: «Но вы же не брались?!» А она отвечает: «А где гарантия, что они вам там в Германии все хорошо сделают?». «Они хоть обещают, а вы мне изначально отказали. Я хочу попробовать», — сказала я. И тогда она просто пришла в бешенство, вывела меня из кабинета и говорит: «Никто такую справку вам не даст, и никто тебе не даст вывести из России 3 миллиона в Германию. А найдешь деньги — катись на все четыре стороны». Это дословно то, что мне сказала профессор, уважаемая женщина. Хорошо, что со мной была знакомая из осетинской диаспоры в Москве, есть свидетель, который все это слышал.

Все это я рассказала Зурабу Макиеву. Тогда он дал мне телефон Волковой, которая в Минздраве России занимается зарубежными операциями. Я ей все рассказала, она говорит: «Ну, ладно, раз вам не дают в Бурденко, давайте мы вам дадим квоту в Тюмень, там привезли новую аппаратуру, профессора из Бурденко ездят и обучают тюменских врачей». Я говорю: «А зачем мне туда ехать, сколько я буду ездить и везде обследоваться?» Я думаю, что они просто сделали «галочку», что меня не «отшили», а дали направление.

Вы сейчас лежите здесь, как вас лечат?

— Они ничего не могут делать, потому что лишнюю жидкость вливать нельзя, никакие капельницы нельзя, на многие препараты у меня реакция. Здесь мне делают обезболивающее и противосудорожное: «кетарол», «реланиум», когда бывает приступ, «себазол». Больше ничего не могут подобрать, но они и не пытаются. Я думаю, что они хотят, чтобы быстрее прошло 5-6 дней, чтобы я отсюда ушла, и за меня не нести ответственность, потому что не знают, что делать. Но я тоже их понимаю… Пока я здесь лежала, у меня было несколько приступов и благодаря потрясающей медсестре Фатиме Цараховой, удалось с ними быстро справиться. Она медсестра от Бога, за доли секунды, не знаю, как она успевает, набирает лекарство и делает облегчающий укол. Спасибо ей.

Но с каждым приступом сгорают клетки головного мозга, если все так и будет продолжаться, я стану водорослем… Мне сказали, что я могу на ходу умереть — каждый приступ увеличивает этот риск, что давление поднимется и все сосуды разорвутся. А я хочу работать, у меня дети, много планов, я хочу вылечиться.

— К кому Вы еще обращались за помощью, кроме Зураба Макиева?

— К Артуру Таймазову. Он сказал, что в Бурденко всех знает, попросил прислать бумаги и обещал помочь. Сейчас пытаемся к Вячеславу Битарову пробиться. Сегодня Сережа поехал со всеми документами на Хольцман, где должна состояться встреча врио главы с местными жителями.

— Сколько людей откликнулось после объявления в Фейсбуке?

— Много, на сегодняшний день собрано 140 тысяч рублей, спасибо всем огромное за помощь.

— Расскажите про младшую дочку, почему она сейчас лечится в санатории? Нервное расстройство?

Рассказывает старшая дочка Анна:

— Да, у нее стал болеть желудок и много чего. Тяжело наблюдать за ней, как она все это переживает, ведь ей всего 12 лет. Первые мамины приступы видела она. Прошло очень много приступов, прежде чем я их увидела. И когда это произошло при мне, у меня началась паника, а Залина действовала очень четко, спокойно, хладнокровно, без паники. И еще меня успокаивала.

12Продолжает Алина:

— Еще Сережа рассказывал, что когда он первый раз увидел приступ, то стал метаться и не знал, что делать, пытался меня держать, а я у него вываливалась. Залина стала кричать: «Не трогай ее, положи на кровать и дай подушку». Потом говорит: «Так, дай нашатырь, вату». Сережа стоял, смотрел, восхищался и думал, сейчас скажет: «Скальпель» (смеются).

— Она закрылась психологически?

— Нет, но я вижу, как она переживает, сидит возле меня все время, она знает заранее, когда будет приступ, смотрит на меня, как рентген, и спрашивает, все хорошо? Я говорю: «Да». Она мне говорит: «Нет, не хорошо, ложись». Сколько раз она меня так спасала, насильно укладывала и я, чтобы ее не расстраивать, ложилась. И приступ правда начинался.

У нее начались боли в желудке, здесь ей поставили кучу болезней – эрозию, полипы, и когда я в очередной раз поехала в Москву, то взяла ее с собой и отвела в клинику Рошаля. Они быстро обследовали и сказали, что нет ничего серьезного. Потом мы поняли, и что это были спазмы на нервной почве. Сейчас она в лагере, и я так рада, что она хоть немного отвлеклась. Здесь когда она бывает, то от меня не отходит ни на минуту. А я не хочу, чтобы она этим занималась, хочу чтобы она отдыхала, гуляла с друзьями…

Алина стала плакать. Мы все долго молчали, а потом я задала последний вопрос.

— Алина, если говорить о самореализации, то какая роль вам больше нравилась – роль актрисы или роль режиссера?

— Мне нравилось быть актрисой… Если один раз ты почувствуешь волшебство сцены, то потом трудно найти что-то, такое же сильное и прекрасное…

Для всех, кто может помочь Алине — вот номер ее Сбербанковской карты:

5469 6000 2310 6602
Qiwi кошелек: +7 918 8213043

10

СТАТЬИ
12.03.2024

Торговая сеть запустила новую акцию

26.11.2023

Все, что вы хотели знать о мерах соцподдержки мам

16.11.2023

Торговая сеть запустила предновогоднюю акцию

17.10.2023

Нового министра ВД по Северной Осетии Демьяна Лаптева представили личному составу ведомства

16.10.2023

Во Владикавказе проведут рейд по незаконным нестационарным торговым объектам

13.09.2023

В Северной Осетии появился ВкусВилл

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: