Летом, во время жаркого и незабываемого путешествия в Баку, я делала короткие записи. Собирала в них мелочи, что бесследно теряются в дороге или меркнут на фоне ярких эмоций. Позже что-то все мешало собрать эти разрозненные зарисовки вместе. Наверное, так и остались бы они лежать на дне ноутбука, если бы не воскресный промозглый день, который нам пришлось провести в горах.

В Куртатинском ущелье шел снег… Яркая, теплая осень неожиданно оборвалась в ледяную пропасть грядущей зимы. Мы бродили среди развалин Цимити, вместе с пронизывающим ветром. В окружении туманов, сползающих по склонам, в присутствии одиноких камней, покрытых пятнами мха, я рассказывала своим замерзшим попутчикам то немногое, что знаю о средневековом прошлом этого города, о Шелковом Пути… Горы, вмиг забывшие о лете, были холодны и строги. И по дороге домой, вглядываясь в деревья, покрытые первым легким снегом, я решила, что самое время извлечь те летние зарисовки и вместе с караваном уйти на юг…

Апшерон

Восточный конец Кавказского хребта, словно самый кончик драконьего хвоста, cпускается к Каспию и зовется Апшероном. Обернутый шелковой синью келагаи, жаркий и пряный, он завораживает путников с первого взгляда.

Лишь прикоснувшись к Апшерону, лишь пропустив его синеву сквозь полуприкрытые ресницы, попадаешь под действие очень древней и сильной магии. Дух скитаний и бесконечных путешествий распускает узелки, развязывает веревочки и отпускает твою бродяжью душу на волю.

Здесь все стихии густо замешаны: в воздухе невесомый, словно пыль, песок, и влага Каспия, и запах нефти, и пекло рвущегося из-под земли огня. Потому первые дни глаза горят и слезятся, привыкая за защитными стеклами темных очков к яркой и терпкой Азии.

Витиеватые дороги Великого шелкового пути теряются в пыли…

Над головой бездонный звездный колодец, населенные мифическими героями и золотыми идолами с глазами цвета больной бирюзы.

А в сухой земле цвета охры все еще лежат скифские бронзовые зеркала, уже не отражающие нового мира, но все еще притягивающие взгляды.

Утро

Бакинское утро начинается с радуги петушиных криков.

Предугадывая медное солнце, лениво выкатывающееся на Востоке, петухи ликуют…

Серый, предрассветный Баку принадлежит им от края до края.

Затем, квартал за кварталом, город делят дворники, с лицами, замотанными защитной тканью. Они видят Баку в прорези для глаз и рассеивают петушиные крики жесткими метлами по ветру.

Хшшить… Хшшшшшить…

Когда невероятно старый и тяжелый медный диск, наконец, зависает над городом, Баку уже тонет в сигналах автомобилей и шуме многочисленных строек…

Мегаполис с восточным орнаментом начинает новый день.

Город

Мы живем на 13 этаже: в вентиляционной шахте жутковато завывает ветер. Словно за стенами нашего дома не раскаленный солнцем город в сердцевине лета, а бескрайняя степь в лютую стужу. Говорят, над Баку встречаются ветры всех сторон света. Наверное, так и есть… В городе нет ни одной улицы, по которой не гуляли бы сквозняки. И даже в глухих тупиках что-то колышет занавеси на окнах или рвет белье с веревок.

С нашего балкона Баку как на ладони: одноэтажные дома с плоскими крышами и тесными проходами, во внутренних двориках расстелены ковры, под навесами ютятся чайные столики.

Рядом — стена к стене — современные четырехэтажные виллы новых бакинских капиталистов с мраморными колонами и гербами на фронтонах: окна забраны решетками, а за высоченными заборами тишина…

Здесь же — в соседних кварталах, гостиницы с прозрачными лифтами и пафосными названиями. А вдали, на горизонте — остовы строящихся небоскребов.

Где-то там, в море крыш и домов — колоритный, уже полуопустевший микрорайон Советский, который решено снести. Ставшая брэндом Баку Девичья башня — неустановленной древности и неизвестного назначения. Сокровенный Внутренний Город. Сверкающие чистотой проспекты и площади, по которым снуют фиолетовые кэбы с рекламой грядущей евро олимпиады. Самый высокий в Европе флагшток, на котором завораживающе, неторопливо развивается пятитонный флаг Азербайджана. И люди, море людей, которые делают этот город незабываемым.

Люди

В один из вечеров, разыскивая автобусную остановку, повстречали бакинца. Он сидел на стуле у парадной двери подъезда, и, закинув ногу на ногу, то-ли дремал, то-ли созерцал вечер. В тени старого фасада мужчина был почти не заметен, лишь мерцал огонек сигареты и таяла белая рубашка.

Извинившись, спросили, не проходит ли где-нибудь неподалеку автобус №88.

Одетый с иголочки, с белоснежной улыбкой под черными щегольскими усами, бакинец, вмиг стряхнув дремоту, вскочил со стула с возгласом: «Да вон же он! За мной!», и поспешил к дороге.

Действительно, в этот момент, одним кварталом выше, из-за угла вывернул долгожданный №88.

Мужчина большими шагами двигался навстречу приближающемуся автобусу и размахивал руками. Мы, послушно семенили следом, а он, то и дело оглядываясь, засыпал вопросами: «Откуда вы, дорогие?», «Давно приехали?», «Вам нравится Баку?», «А какая улица вам нужна?»

Размахивая рукой и что-то крича шоферу по-азербайджански, он остановил для нас городской автобус, и, объяснив водителю, на какой улице нас надо высадить, пожелал счастья и попрощался.

Чай

Посреди оживленной улицы – официант, на подносе — заварочный чайник и хрустальные армуды. Поблизости — ни светофора, ни зебры, официант пробирается сквозь жар и пекло, невозмутимо лавируя между сигналящими автомобилями. Хрусталь ловит солнце и, наверное, позвякивает.

На противоположной стороне хозяева торговых лавок, что тянутся вдоль пыльной и шумной дороги, ждут свой чай и играют в нарды. В тени +42֯, время пить чай.

А мы проносимся мимо на раскаленной алой семерке.

И водитель Ашраф рассказывает, как посетил ежегодный митинг оппозиции, и в течение десяти минут критиковал власть… в стихах.

«Кому бублик кому дырка от бублика – вот тебе азербайджанская республика», — декламирует он отрывок, и заверяет, что от репрессии его спасли родственные связи с одним высокопоставленным чиновником.

Поэт-Ашраф, как и все бакинцы, не любит кондиционеров, предпочитая сквозняки, горячий чай и сокровенные беседы в тени деревьев. В разогретой до предела семерке опущены все стекла. Иногда мы прикрываем глаза: из-за яркого солнца, пронизывающего машину, и от страха.

Поток машин в городе подчиняется не правилам дорожного движения, а некой таинственной силе. Непостижимым образом хаотично двигающиеся автомобили, кэбы и городские автобусы сохраняют мизерную дистанцию, не более тетрадного листа, принимают внезапные решения – например, перестраиваются без предупреждения, обгоняют справа, и сигналят, сигналят, сигналят…

Сквозь ад и пекло мы едем пить чай.

Чай здесь особенный – разлитый в стаканы в форме груши, с долькой лимона и колотым сахаром вприкуску — невероятно вкусен. Чай дает силы пережить эту невероятную жару, пересечь Баку в полдень, дождаться сумерек. Чудесный напиток. И время для него у бакинцев есть всегда — на работе, дома, на улице…с раннего утра и до поздней ночи.

Хотя… не глядя на часы сложно понять, утро теперь, день или вечер.

Время

Время замерло в районе полдня.

Над Баку огромное слепящее солнце в безоблачном небе. И торжество полдня длится, пока не наступает недолгое время сумерек — мягкое и неторопливое. Оно скользит по городу, чуть увеличивая тени, чуть продлевая послеполуденную дрему старых улиц и домов. Бесшумно погружая раскаленный каменный город на дно иссиня-черной тьмы.

Баку разный — запутанный и очень эклектичный. Но в смешении стилей, в столпотворении всех этих построек — крепостных стен, дворцов, мечетей, изящных особняков времен нефтяного бума, советских многоэтажек и стеклянных шедевров современной архитектуры — есть некая цельность.

Быть может, она в цветовой сдержанности, ведь Старый Баку монохромен: он цвета моря и земли. И все здесь благородно состарено — и небо, и земля. Пронзительная синева Каспия в черте города блекнет, тускнеет, и, не спотыкаясь на горизонте, перетекает в выгоревшие небеса.

Выбелена солнцем и отполирована ветрами светлая охра песчаника – главного строительного и отделочного материала.

Зеркала новых небоскребов отражают выгоревшую синь с легкими белесыми облаками, бежевые стены дворцов и минаретов, и, сливаясь с пейзажем, становятся невидимыми.

Баку изящно балансирует между Европой и Азией, где европейская сдержанность оттеняется восточной яркостью. И все же Баку — это Азия: с восхищенными и неполиткорректными взглядами мужчин в след красивым, модно одетым девушкам. С осторожными разговорами о политике, в которые женщине лучше не встревать, дабы не осрамиться. С любовью к роскоши и внешнему блеску. С радушием, эмоциональностью и азиатской утонченностью. Красивой музыкой, невероятно вкусной едой и приторными сладостями, от обилия меда в которых склеиваются пальцы, губы, ресницы… и клонит в сон.

В Баку все запутано и крепко перемешано. Восток и запад, зелень райских садов и жар пустыни, густая темень узких переулков и неоновые огни небоскребов.

Но чем больше узнаешь его, чем шире раскрываешь глаза навстречу его светлым очам и непростым мыслям, тем отчетливее многообразие деталей складывается в один сложный орнамент. Резные деревянные балконы и старинные двери, фонтанчики с питьевой водой и стулья, вынесенные к парадным дверям, нардисты, коротающие застывшее время на коврах у антикварных лавок, таксисты, читающие стихи, и старухи, зазывающие в гости, — все это печатки на шелковом платке, дополняющие друг друга, наделенные глубоким смыслом и составляющие, в итоге, сложный гармоничный узор… Баку…

Море

Городского пляжа в Баку нет, в народе говорят, что море у бедняков отобрали богачи, присвоив береговую линию и отгородив море высоким забором.

За морем мы отправились в пригород, на машине, по долгой и жаркой дороге. Вдоль высокой и бесконечно длинной стены, которая тянется куда-то вдаль от самого Баку и скрывает за собой ближайший пригород.

Говорят, стену возвели, чтобы скрыть от глаз иностранных гостей, проезжающих по трассе из аэропорта, нетитульный Азербайджан.

Съезжая с трассы попадаешь совсем в другую реальность. Машина петляет по узким извилистым улицам, поднимая за собой клубы пыли. За высокими каменными заборами угадывается пыльная зелень садов. В закоулках между домами нефтяные вышки бесшумно поклоняются черному золоту.

А потом все эти раскаленные дома, пыльные дороги, бесшумные нефтепоклонники и даже воспоминания о прелестях Баку отступают, потому что перед глазами разворачивается Каспийское побережье…

Бархатные пески азиатской пустыни волнами сползают к воде… Ноги увязают в шорохе миллионов песчинок…

В песок воткнута табличка, которая сообщает о том, что купание во время шторма запрещено. Нам достался штормящий Каспий, и он прекрасен.

Ветер не смолкает ни на секунду. Кажется, волны катятся по гладкому песчаному дну с самого горизонта, и, не встретив преграды, обрушиваются на берег.

По берегу ходят угрюмые старики в водолазных костюмах, иссушенные ветром и солнцем. Они вежливо, но настойчиво просят не плавать.

На широком покрывале расположилась большая азербайджанская семья. На песке стоит самовар, старшие пьют чай, младшие резвятся у кромки волны.

Вдоль берега — деревянные беседки-чайные, в штормовой день практически пустые.

На влажном песке остаются следы, четкие оттиски, недолгое свидетельство нашего пути.

Внутренний город

Ичери Шехер открылся нам в сумерках…

Мы вошли в него с последними лучами солнца, пройдя под стрельчатыми сводами крепостных ворот. Каменные барельефы на сводах напоминают каждому входящему, что крепость неприступна как эпический бык с острыми рогами. Львы, нападающие на него, похожи на неразумных кошек, заигравшихся с могучим зверем.

Бакинцы рассказывают, что еще лет двадцать назад случайный прохожий не рискнул бы войти во внутренний город извне. На его узких и запутанных улицах можно было попасть в серьезную переделку, потеряться и бесследно исчезнуть. В лучшем случае, найтись обобранным и раздетым до нитки на противоположной его стороне.

Теперь Ичери Шехер — это музей под открытым небом.

В глубоких городских колодцах нет воды, часы на башне бьют каждый час. Тени ложатся на старые камни, звучит тар из чайной. Погружаясь в сумрак, Внутренний город сжимает в объятиях неровных стен, смыкает над головой крыши, закручивает ракушкой и шепчет сказки.

Шершавые, неровные, пористые камни, из которых сложены его стены, обладают таинственной силой, не иначе. Касаешься ладонью теплой пыльной поверхности и засыпаешь. И долгие, долгие дни и месяцы видишь Внутренний Город во сне.

К сожалению, он не закрыт для проезда автомобилей. И периодически пролетающие мимо машины разрушают флер старины, очарование самой настоящей древности.

Все дома жилые, можно заглянуть в подъезды, зайти в крохотные внутренние дворики. Приметить одеяло, которое сохнет на резных перилах балкона, цветы в горшках или белье на веревках в узких зазорах между стенами двух домов.

К вечеру жители старого города выходят на узкие улочки и уютные площади. Качают и кормят детей, обсуждают новости, спорят и с любопытством, разглядывают туристов, расспрашивая, откуда они приехали в Город Ветров.

Если вы поздороваетесь, вам непременно ответят. Если вы улыбнетесь, с вами непременно заговорят. Хотя, улыбнутся и заговорят с вами в любом случае. Особенно если вы с детьми.

Наши дети нарядились в национальные азербайджанские шапочки – арахчын и вылавливают из фонтана мелочь. Немецкие туристы просят их позировать и фотографируют, словно диковинных птиц, изъясняясь жестами.

Надо сделать детям замечание, но мне лень, (азербайджанцы вообще совсем иначе относятся к детям, замечания здесь делают лишь в крайнем случае.) И я, лениво улыбаясь, смотрю, как дети отплясывают под национальную музыку невиданные танцы…

Лень здесь тоже особенная. Шелковая и томная. Подушки-диваны-сквозняки… Холодное вино и горячий чай, бадымджан долмасы, кутабы, компот из фейхоа…

Сумерки сползают во тьму, и мы перемещаемся из дивного Караван Сарая в Чайную на раскопах, где к столикам, установленным на бугристой перелопаченной почве, ведут деревянные мостки, устланные ковровыми дорожками. Здесь к чаю подают подносы со сладостями, которые совершенно не видны в обступившей нас ночи, их приходится брать почти наугад, и лишь во рту они обретают ясность. На возвышении проникновенно играет музыкант, звуки тара так красиво звучат в теплой сказочной тьме. И в скверике старого города, что возвышается прямо над чайной, гранаты и смоквы поспевают и наливаются не только солнцем, но и луной, и музыкой.

Лиза

На одной из центральных улиц Баку расположился белоснежный Дворец Счастья, воздушный и легкий, словно камень, из которого он выточен, прежде умел летать. Вот и дворец, помня о былом, стремится в небеса тонкими шпилями и изящными эркерами с фигурными куполами. Легкие стрельчатые аркады лоджий украшены готическим орнаментом и розетками с солярными знаками, а ажурная резьба пропускает воздух. В круглых витражных окнах под самой крышей начертаны звезды, парадный вход охраняют два дракона, а высоко над главным фронтоном замер рыцарь. Он, словно дворец из сказки, что был возведен за одну ночь ради любви прекрасной принцессы.

Во дворце теперь ЗАГС, и охранник в дверях не разрешает фотографировать внутренний интерьер, но умирая от любопытства спрашивает: «А ты откуда?»

— Я осетинка, из Осетии…

Охранник расплывается в улыбке, разводит руками и говорит, окидывая дворец восхищенным взглядом, словно он только что вырос из-под земли: «Ааааа…. А какой роскошный подарок сделали одной осетинке! Правда, да?»

Правда. Истинная любовь оставляет след даже на камне.

Историю сказочной любви нефтяного магната Муртузы Мухтарова и его супруги Лизы Тугановой и впрямь знает каждый бакинец. Она вроде национального достояния, вроде сказок из тысячи и одной бакинской ночи: о бедном мальчике, который сказочно разбогател и женился на прекрасной осетинке из дворянской семьи…

Насмотревшись на счастье, воплощенное в камне, уходя, бросаю прощальный взгляд на подвальные окошки. Сквозь решетки ничего не разглядеть, да и зачем, я не увижу там следов пребывания Лизы. В этом подвале она коротала свои дни, после того, как любимый муж погиб, а дворец был экспроприирован революционерами.

Время изменило, перемолотило их реальность, но оказалось бессильно перед сказкой, чудесной историей о любви благородного Муртузы и прекрасной Лизы…

Камни в свидетели: Суннитская мечеть в центре Владикавказа и Дворец Счастья в центре Баку.

• Апшерон
• Баку
• Владикавказ
• Дворец Счастья
• Северная Осетия
• суннитская мечеть