Рассказ о том, как голландка, китаянка и русская книгу сочиняли

26.06.2019 Дарьял

Рассказ Елены Данченко

Совместный проект «Градус Про» и журнала «Дарьял»

Так  случилось,  что  тринадцать лет  назад  я  вышла  замуж  за
голландца и вынуждена была переехать в его страну. Я бы не  назвала
это  стопроцентной  эмиграцией, потому что  российское  гражданство
сохранила  и подолгу живу в России, а также в Беларуси,  на  родине
мамы.  Но и в Нидерландах живу подолгу, и за годы зарубежной  жизни
набралась кое-каких впечатлений. Как и у всякой русской (русского),
у  меня здесь много контактов с соотечественниками. Не решаюсь всех
моих  новых  друзей, подруг и знакомых назвать  русскими  –  многие
приехали из бывшего Советского Союза и идентифицируют себя с  вновь
образовавшимися    странами:   Украиной,    Беларусью,    Молдовой,
Узбекистаном, странами Балтии, но нас всех объединяет русский  язык
и еще то, что называют поднадоевшим словечком «менталитет».
   Начну  с  главного  наблюдения. Почти все русские  русскоязычные
женщины,  живущие в Нидерландах, попали в страну потому, что  вышли
замуж  за голландцев. Приходилось видеть разные варианты: от  самых
счастливых  замужеств  до  самых  несчастных.  В  последнее   время
голландская  пресса начала поднимать тему русских невест  и  жен  с
негативной  стороны, видимо, почуяв серный запах надуманного  врага
времен  холодной войны семидесятых. Местные СМИ утверждают, что  по
статистике  разводов среди голландско-русских пар  гораздо  больше,
чем  среди прочих международных браков. Не думаю. Голландцы испокон
веку  привозили  себе  жен из таких отдаленных  мест,  куда  Макар,
никакой  национальности,  телят  не  гонял.  Голландские  купцы,  к
примеру, были единственными, кто торговали с Японией с 17  века,  в
то   время,  когда  страна  Восходящего  солнца  была  закрыта  для
иностранцев.  Так вот, даже именитые голландцы сочетались  законным
браком  с  японками  и  в  Ряйксмузее висят тому  доказательства  –
картины,  на  которых изображены голландско-японские  семьи.  Можно
сходить   и   посмотреть:   нормальные  голландско-японские   семьи
получались. На ком только не женятся голландские мужчины,  за  кого
только  не выходят замуж голландки! Причем партнеров чаще везут  из
их  стран, речь не идет о политических беженцах и беженках, хотя  и
такие  браки  нередки.  И вряд ли менталитет  русской  жены  больше
отличается  от  менталитета местной, голландской,  чем  менталитет,
скажем,  африканки  или  латиноамериканки –  там  свои  фишки.  Сам
король,  кстати, женат на аргентинке, против которой его  подданные
сначала  дружно  протестовали. Вернее, подданные его  матушки;  сам
король   в  то  время  принцем  числился.  А  потом  нашу   Максиму
(урожденную Соррегьета) полюбили – за веселый и легкий нрав, за  ум
и красоту, за то, что она быстро выучила язык мужа и начала успешно
работать в благотворительных организациях.
   Русские    жены   голландцев   в   большинстве   своем   женщины
незаурядные:   с  двумя-тремя  иностранными  языками,   несколькими
высшими  образованиями,  одно  из которых  получено  уже  здесь,  в
Нидерландах,  многие из них – творческие личности.  Кто-то  рисует,
кто-то  поет, кто-то создает воскресные школы для двуязычных детей,
кто-то  возит  экскурсии  по городам и музеям  страны.  Не  побоюсь
сказать,  что  русские  женщины задают тон в  русской  диаспоре.  В
основном, именно они сохраняют в Нидерландах русский язык,  русскую
культуру, русское искусство и русский быт.
   Вот  история  русской  воскресной школы  в  Хилверсуме.  Русская
женщина  по  имени  Лиана заметила, что у ее  единственной  дочери,
двуязычной, как и все дети за границей, русский язык уходит.  Лиана
не  стала дожидаться окончательного исчезновения дочкиного русского
языка  и…создала  школу.  Правда,  воскресную.  В  школе  преподают
русский язык и литературу, историю, географию.
   Свой опыт, конечно, ближе. В страну я въехала будучи взрослым  и
состоявшимся человеком – сорок четыре года не шутка. Сначала, как у
почти  всех,  началось  умилительное  любование  прянично-сахарными
домиками  Голландии – они показались мне овеществленными домами  из
сказки  братьев  Гримм. Помните историю Гензель  и  Гретель,  детей
бедного  дровосека,  увидевших  в  лесу  избушку  из  марципанов  и
карамели? Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что за каждым  слюдяно-
леденцовым  витражным  окошком  и под каждой  черепично-карамельной
крышей   живет   ведьма,   заманивающая  детей.   Голландцы   народ
дружелюбный   и   вежливый.   Однако  двери   своих   домов   перед
иностранцами,  особенно  новоприбывшими  распахивают  неохотно,  уж
такие  они  есть. Долго присматриваются к человеку,  помалкивают  и
сами  решают – общаться с тобой или нет. Не буду скрывать – вначале
пришлось туго. Сказалась оглушенность непонятным хрюкающим наречием
(мама  дорогая,  и  куда меня занесло? – я никогда  не  выучу  этот
язык!),  и  тотальное одиночество (сын остался  в  Москве,  мама  в
Беларуси), и, мягко говоря, странные отношения в семье мужа (только
десять лет спустя друг мужа шепнул мне на очередной вечеринке,  что
семья, к которой я имею отношение сложная – а то я не поняла это  с
первых   дней!).   Поначалу  почему-то  резанула   глаза   пластика
голландцев.  Непонятная  скупость в  движениях,  мимике,  несколько
деревянная     буратинистая     походка,     какая-то     тотальная
роботизированность.  Слово  найдено!  –  местные   показались   мне
похожими на роботов, если не на инопланетян. Улыбка здесь не значит
ничего  –  знак внимания, вежливость. Позже я поняла,  почему  люди
такие.  Голландия  – маленькая страна (величиной меньше  Московской
области),  а  вот  население  – для  такой  площади  немалое  –  17
миллионов.  Мягко  говоря,  повернуться  негде.  Люди  вышколены  с
детства:  не  показывать  своих  истинных,  тем  более  мимолетных,
чувств,  скрывать  планы, ничего не рассказывать  даже  соседу,  не
жаловаться.  В  смысле,  говорить  только  о  позитивном.  Когда  я
попыталась  рассказать что-то о своей жизни мачехе мужа  –  наивная
была  –  меня  не  стали  слушать. В голландских  ушах  то,  что  я
пережила, прозвучало жалобой и … я замолчала навсегда. С тех пор  о
неурядицах  рассказывала только своей русской подруге.  На  вопросы
голландских  знакомых «Как жизнь» бодро отвечаю: «Зеер гуд».  Очень
хорошо.   Странную  реакцию  мачехи  мужа  один  знакомый  русского
происхождения прокомментировал так: « Голландцы, даже если захотят,
не  поймут,  что нам довелось пережить». В общем, так оно  и  есть.
Потом  мачеха  что-то такое говорила про мой долг адаптироваться  и
принять их способ жить, но я уже не слушала. Я родилась русской и в
сорок четыре года не собиралась умереть и родиться заново – на этот
раз  голландкой. А ведь многие голландские русские пытаются сделать
именно  это: умереть и заново родиться голландцами. Многим удается.
«Наши   бывшие»  шарахаются  соотечественников,  делают  вид,   что
голландцы  –  милейшие люди в мире( это не так, обычные  они  люди,
только  в  большинстве  своем, не любят  «понаехавших»),  стараются
всеми  правдами  и  неправдами дружиться только с  голландцами,  не
смотрят  русское телевидение. Делают вид, что все у  них  всегда  –
супер-хорошо.  Короче,  адаптируются.  Надо  отдать   им   должное:
приезжают   с   одним-двумя  языками,  учат   третий   –   здешний,
устраиваются  на работу или, сначала учатся (вариант:  доучиваются,
часто   подолгу   –   потому  что  здесь  особые   требования   для
подтверждения  разнообразных дипломов )  и  потом  устраиваются  на
работу.  Иногда  приходится  продираться  через  тернии…ну,  не   к
звездам, а допустим, к достойной зарплате, а затем и кредиту на дом
или  квартиру.  Мой диплом журналиста, полученный в Госуниверситете
Советской  Молдавии  здесь  оценили как третий  курс  университета.
Чтобы  работать  в  Голландии журналистом нужно было  куда-то  идти
доучиваться.   Я   не  захотела  конкурировать  с   местными   кор-
респондентами  –  все равно так как они не заговорю  и  не  научусь
писать,  и  пошла  учиться на переводчика.  Почему  же  мой  диплом
оценили  на  уровне  третьего курса? А очень просто  –  потому  что
училась  еще  в  СССР. Дипломы филологов и журналистов  из  России,
полученные после 1991 года, оцениваются стопроцентно – дают справку
мастера, а не бакалавра, как мне. Голландцы не в курсе, что в лихие
девяностые у нас дипломы покупались за деньги, а советская  система
образования  была не хуже, а во многом гораздо лучше теперешней.  И
водительские  права российские не действительны.  А  вот  такие  же
права, полученные в странах Балтии – уже почему-то действительны.
   Расскажу-ка я одну историю.
     В  один  прекрасный день ко мне подошла Гердинэ  Смит  –  наша
учительница коммуникации. Есть такая дисциплина в РОС –  школе  для
преподавания языка иностранцам. Нам объясняют, как надо общаться  с
голландцами – в офисах, общественных местах, транспорте.  Как  надо
писать письма – а голландцы очень любят писать письма друг другу  –
чтобы  не побеспокоить друг друга лишний раз. На дворе стояла осень
2006 года.
   –  Привет,  Лена. У нас в школе еще одна поэтесса появилась.  Ее
зовут Мин, она из Китая. Я тоже пишу стихи, о чем ты уже знаешь.  А
что,  если  нам создать книгу, а? Представляешь: три  поэтессы,  из
трех очень разных стран, такой у нас как бы треугольник образуется:
Россия, Китай и Голландия.
   Я обомлела… вот это идея!
   – А давай! – сказала я. И у меня появился смысл жизни.
   Гердинэ   познакомила  меня  с  Мин.  Она  оказалась   маленькой
черноглазой  милой  женщиной,  в меру  стеснительной.  Наша  первая
встреча  произошла в кафе «Oudaen», на Старом канале в  Утрехте.  Я
изложила   идею   книги.  Мне  она  виделась   трехязычной   –   на
нидерландском,  китайском и русском языках  и  я  сразу  предложила
сделать  двойные переводы: я перевела бы на русский Мин и  Гердинэ,
Мин  –  на  китайский  Гердинэ  и меня,  а  Гердинэ  сварганила  бы
художественный перевод наших голландских подстрочников.  Содержание
должно  было  быть жизненным: о том, что люди, а особенно  женщины,
везде  одинаковые  –  все хотят мира на земле  и  не  хотят  войны,
женщины хотят любить и быть любимыми, рожать детей для счастья.  Об
отношении  к  Богу,  о  дружбе,  о  справедливости…  Набралось  тем
двадцать.  Поскольку голландские издательства вряд ли  взяли  бы  в
работу  книгу трех неизвестных поэтесс, а спонсоров у нас не  было,
темы решили просеять и оставить самые значимые. Попутно выяснилась,
что у всех трех есть стихи «на темы», оговоренные в кафе.
   Надо  было  видеть,  как мы общались тогда!  Из  нас  троих  по-
голландски  хорошо  разговаривала  только  Гердинэ,   а   мы,   две
иностраночки,  жестикулировали и лезли в словари. В общем  все  это
была авантюра, обреченная на провал.
   –  Ну куда ты лезешь? Какая книга? Язык сначала выучи, – говорил
мне муж. А я упрямо повторяла «Книга будет».
   Встречались мы, конечно, эпизодически. Гердинэ работала на  двух
работах. Мы учились, проводя по восемь часов в школе и еще школьные
задания надо было выполнять. Тесты-экзамены. А еще домашняя работа,
всякие там уборки-стирки-глажки-готовки…
   Я   старательно   делала  переводы  на  нидерландский   язык   и
уговаривала   мужа   подправить  где   надо.   Мой   муж,   человек
организованный,  находил  время  на  стихи,  хоть  и   обзывал   их
«глупостью одной». Муж Мин, бизнесмен, времени на ее стихи вовсе не
находил. Бедная Мин переводила свое на дикой смеси нидерландского и
английского  языков,  как  могла  –  во  времена  Мао  преподавание
английского  в китайских провинциальных университетах было  из  рук
вон плохим, а Мин – родом из северной провинции Хубэй. Мы приносили
в  «Oudaen»  рукописи и разбирали их, часто по словам, если  не  по
слогам.  На  нас странно смотрели официанты: сидят три разнорасовые
женщины,  ничего  общего.  Не едят и почти  ничего  не  пьют,  стол
завален  кипами  бумаг.  Дамочки  жестикулируют,  эмоциональничают,
сверкают  глазами.  Забуксовав со стихами  Мин,  попросили  помощи.
Помощь  пришла  в  то же самое кафе в виде подруги  Мин  –  ученой-
биолога  Лиу  Вэй.  Нидерландский у нее оказался превосходным.  Она
буквально  переводила  образы Мин, стараясь донести  до  нас  смысл
китайской  поэтической системы. Мы с Гэрдиной завороженно  слушали.
Ко  мне  на  помощь пришел мой приятель Ошанг Хашеми  –  тогда  уже
студент   отделения   славистики   Лейденского   университета    (а
познакомились мы с ним все в той же РОС). Ошанг – афганец-полиглот,
сын  бывшего посла Афганистана в Москве, прекрасно владеет  русским
языком  и  сам  пишет  стихи: на голландском, немецком,  русском  и
фарси. Ошанг объяснял Гердинэ мои русские строки.
   Когда не было возможности увидеться – а я и Мин часто летали  на
свои родины и подолгу там жили – мы переписывались. Самый последний
вариант   стихов   Мин   я  получила  от  Гердинэ   со   множеством
вопросительных знаков. Честно говоря, я и сама не все понимала в ее
китайской грамоте. В 2009 году напросилась к ней в гости,  в  город
Билтховен. Просидели мы у нее тогда часов восемь. Потом еще столько
же,  на следующий день. Я расспрашивала. Мин объясняла. Тучи начали
рассеиваться,  в  их  просветах  появился  свет  китайской  истины,
освещая непонятные доселе образы. По ночам я читала Ли Бо…  Я  даже
дерзнула  отредактировать стихи Мин, где-то сократив ее  тексты,  а
где-то  добавив строчки. Слава Богу, ей понравилась  правка.  Стоял
месяц  май. А в конце мая мы с мужем поехали на полевые  работы  во
Францию.  И вот там, в тишине и покое (мой муж – геолог,  а  я  его
сопровождаю) мне удалось полностью перевести стихи Мин  на  русский
язык  для  будущего нашего сборника и мне понравилась  моя  работа.
Отредактировала,  не  без  помощи  мужа,  голландский  вариант   ее
китайской  части  и тут же отправила его Гердинэ.  Она  сама  тогда
отдыхала с мужем где-то на голландской природе и сумела неторопливо
вычитать   текст.   И   я  получила  от  нее   счастливое   письмо,
нашпигованное   сетевыми   цветочками  и   смайликами   и   словами
благодарности!
   В  общем, в конце 2009 года у Гердинэ был уже готов макет  нашей
будущей книги. Зимой 2010 она повела меня и Мин на радиопередачу  в
городе Бодегравене, где недавно поселилась с мужем. Мы читали стихи
на  трех языках, а наши голландские мужья внимали нам, сидя в  доме
Гердинэ  и  Яна.  После этого события мой супруг стал  смотреть  на
меня,  как  на  профессионального  литератора,  что  было  особенно
приятно.
   А потом, за ужином, Гердинэ сказала:
   –  Ну  что,  типографию  мы  с Яном нашли,  надо  и  об  обложке
подумать.   Что  если  нам  сфотографироваться  втроем,   на   фоне
голландского польдера?
   –  Гердинэ,  ммм,  а ты уверена, что это надо  делать?  –  робко
спросила я, – Мы такие разные.
   Но Гердинэ настаивала.
   Зима  в  Голландии бесснежная, польдеры зеленеют и в  январе.  И
однажды на выходные поехали мы в Бодегравен фотографироваться –  я,
Мин  и мой муж, потому что он вел машину. Долго позировали на  фоне
нежной  зимней  травки, фотографий было сделано великое  множество.
Решили поехать к Гердинэ и Яну выпить по чашке кофе и выбрать фото.
И выбрали то, что устраивало всех.
   Спустя  время Гердинэ прислала макет с обложкой, увидев которую,
я  схватилась  за  сердце… Фото было другим.  Не  тем,  которое  мы
выбрали.   Боже,   только   не  ЭТО!...на  зеленоватой   однотонной
фотографии  мы  стоим  втроем, Гердинэ и Мин получились  нормально,
даже хорошо, а я… у меня оказалось безшеее, утопленное в плечи лицо
семидесятилетней алкоголички. Это ж надо было так исхитриться  меня
сфотографировать! Мало того, что мне гораздо меньше семидесяти, так
я еще и неплохо выгляжу для своих лет. Ночь я не спала. Все думала,
вспоминала учебу в РОСе. Услужливая память подсказала эпизод: стоим
мы,  ученики,  на  перемене. Я выслушиваю  комплименты  от  арабов,
благодарю  и  со  смехом  шучу на весь школьный  двор:  О,  русские
женщины  самые красивые в мире! Так вот откуда взялась идея Гердинэ
сделать  фото  трех  авторш,  где я  должна  была  оказаться  самой
уродливой.  Ох,  и лопухнулась я на том школьном  пятачке!  Как  же
можно было так шутить – при голландской-то системе ябедничества  на
всех подряд?..
   И   ведь  ничего  Гердинэ  не  скажешь.  М-да.  Сдаваться  я  не
собиралась. Позвонила Гердинэ, как ни в чем ни бывало,  и  сказала,
что  фото  мне  не  очень нравиться. Попросила выбрать  другую  для
обложки.
   Прошло  время,  но Гердинэ не прислала другую.  И  тут  я  снова
вспомнила   «мелочи»,  которым  старалась  не  придавать  значения.
Например,  несмотря  на мои упорные убеждения  начать  книгу  темой
любви,  Гердинэ  поставила в макет первой  тему  «Родина»,  как  бы
разделяя нас. Я все спрашивала, почему, при «молчании ягненка» Мин,
полноправной  участницы  проекта. Ведь  моя  идея  была  простой  и
органичной:  людей  на земном шаре прежде всего объединяет  любовь.
Потом  шла тема материнства – потому что мы женщины. И только потом
тема  Родины.  Потом  тема  Бога. Любая нормальная  женщина  ставит
любовь  на  первое место – ведь дети должны рождаться  в  любви,  а
потом  из  наших любовей вырастают народы, государства –  разве  не
так?  Может  быть, я скажу что-то неправильное, но  для  матери  ее
ребенок выше и важнее даже родины. Мы не радистки Кэт. Поэтому тема
материнства должна была встать на второе место после темы любви, по
моему  разумению. Другими словами, идея книги состояла в «едином  в
разных  культурах». Гердинэ сказала, что она видит идею  книги  по-
другому: разница в едином.
   –  Постой-постой, – подняла я тогда голову от рукописи, –  разве
мы  не собирались делать интернациональную книгу стихов о едином  в
различиях?  Разве  единое  наше, общечеловеческое,  общеженское,  в
конце концов, не самое главное?
   Но  Гердинэ  была непреклонна: – Будем ставить на  первое  место
тему наших, столь разных, родин.
   Приехали!..
   Мин  молчала. Видно было, что ей все равно. Я еще сказала тогда,
что  забираю  свои  стихи назад, если идея  книги  будет  изменена.
Гердинэ обещала не менять идею и оставить мой вариант разделов. Но,
разумеется,  обещание  не  выполнила.  По  почте  пришел  следующий
«окончательный»  вариант  макета,  начинавшегося  темой  родин.   Я
закрыла глаза. Потому что знала, что Мин слова не скажет.
     Вспомнила, как мое вдохновенное вступительное слово о том, что
«душе не нужен перевод», Гердинэ выбросила. Заставив своего ученого
мужа  Яна  ван  ден Люббе написать скучное вступительное  слово.  Я
снова закрыла глаза – поддержки нет и не будет.
   Выслушала  упреки своей пространной биографии, типа :  почему  у
них с Мин короткие, а у меня такая длинная.
   –   Что  делать,  вздохнула,  выслушав,  –  увы,  я  Член  Союза
писателей Москвы и автор трех (тогда еще) книг.
     И наконец венец всему – фото, которое никто, кроме Гердинэ, не
выбрал.  То  самое, где я похожа на алкоголичку. Месть  голландской
женщине  русской  женщине за слова, сказанные в шутку  на  школьной
перемене.
   Я  позвонила  ученому  семейству,  поблагодарила  за  совместную
фотосессию  и  сказал,  что фото должно быть заменено:  цветочками,
рисунками,  геометрическими фигурами, чем угодно.  А  на  оборотной
стороне обложки дадим маленькие портреты трех авторов, если Гердинэ
угодно.  Или  не  дадим изображений. Вообще без фото  выпустим.  Но
автор, в конце концов, имеет право на свое изображение, так же  как
и на свои тексты.
   И   вот  получаю  письмо  от  спутника  жизни  Гердинэ,  где  он
объясняет  «свой», а на деле – ее выбор: «Елена  выглядит  на  фото
мрачной,  как и многие русские (ничего себе, представление  о  моем
народе!),  облик  Гердинэ  выражает голландское  здравомыслие,  Мин
слегка  довольна(ха-ха, все китаянки всегда «слегка довольны»,  что
ли?). Ничего себе, интернациональная книжка стихов…
   Выдвигаю  снова ультиматум: или другая обложка или я  выхожу  из
проекта.  Да, обидно и неприятно. Сидела в деревне и,  не  поднимая
головы,  месяц  занималась художественным  переводом  и  обработкой
стихов  Мин,  в  то  время,  как надо было  готовить  вступительные
экзамены в институт переводчиков, зубрить нидерландскую грамматику,
учить социологию и устройство общества. В результате меня взяли  на
первый  курс,  вместо  второго или третьего. Но  я  восприняла  это
спокойно:  была в те поры «слегка довольна» результатом поэтической
работы.
   Через  некоторое  время Гердинэ позвонила  и  предложила  вторую
фотосессию. И я затянула как всегда про лютики-цветочки, которые на
всех наших трех разномастных почвах растут.
   Снова   собираемся:  одеваемся-красимся,  едем.   Гердинэ,   как
всегда,  спокойна  и весела. Ян какой-то отстраненный,  нет  былого
энтузиазма на лице. Едем на тот же польдер, месим грязь сапогами.
   Фотографируемся.  Видно,  насколько  это  все  не   нужно   Яну.
Возвращаемся на традиционный кофе.
   –  Ну,  –  говорит  добрая Гердинэ – выбирайте.  Какое  фото  вы
выберете,  то  и  поставим на обложку. Мы с Мин молча  углубляемся.
Выбираем штук пять приемлемых.
   – Гердинэ, ты согласна выбрать из этих пяти?
   – Согласна.
   С  облегчением  уходим и, подбросив по дороге Мин  в  Билтховен,
возвращаемся в Зэйст.
   –  Ну,  –  говорит  мой  муж,  –  Думаю,  что  на  сей  раз  она
угомонилась.
   Проходит  снова какое-то время. На почту мою и Мин  на  просмотр
приходит  … макет с все тем же древним фото, на котором  я  выгляжу
старой алкоголичкой без шеи.
   Пишу  Гердинэ:  «Милая  Гердинэ,  ты,  наверное,  ошиблась».   В
последнюю нашу встречу мы все выбрали другие фото – пять  штук.  Из
которых  ты  обещала выбрать одно. А иначе – мы же  договорились  –
лютики-цветочки.
   И   приходит   мне  ответ  от  Яна  ван  ден  Люббе,  профессора
социологии одного из нидерландских университетов, где он вежливо  и
однозначно  дает мне понять, что то, отвергнутое мной фото  гораздо
лучше десятков новых, а также старых. Фото присылает со стрелочками
и  дугами.  Для сравнения присылает новое хорошее фото, на  котором
все мы выглядим весьма привлекательно.
   Главным  в его объяснении было то, что на дурном фото  мы  стоим
как  бы под плавной дугой, я на заднем плане, как самая высокая,  и
мы,  гармонично расположены на фоне низкого горизонта  голландского
польдера.  А  на новых фотографиях мы все стоим под  линией,  резко
уходящей  вверх, да и горизонт Нижних земель высоко. Ян рекламирует
себя  в  письме профессиональным фотографом. Тра-тарам-пам-пам!  (в
голове    вспыхивают   непереводимые   русские   слова,   голландцу
непонятные).
   Вообще-то   Ян   не  фотограф.  Он  социолог,  а   фотографирует
любительски.  Все  его  книги иллюстрированы  профессионалами,  это
правда – сама видела. Но среди них имя Яна не значится.
   Собираю   волю   в   кулак  и  привожу  свои  доводы,   объясняя
голландцам,  что я профессиональный поэт и прицепив к  письму  скан
апостилированного перевода писательского билета (Слава те  Господи,
успела сделать в Москве до отъезда) и фотографии моих выпущенных  в
Москве  книг  стихов.  Говорю,  что  по  международному  закону  об
авторских  правах,  писатель имеет право  на  свои  изображения.  И
ласково объясняю – по десятому кругу – почему я против фото, где  я
выгляжу семидесятилетней алкоголичкой, только что вынутой из канавы
добрыми людьми и т.д и т.п.
     Получаю в ответ почти ругань – от профессора, который  «отныне
отказывается со мной иметь дело». Плачу, иду к мужу, тоже Яну, тоже
профессору,  только  в другой области, прошу помощи.  Как  истинный
голландец, муж очень не любит никуда вмешиваться и не любит,  чтобы
его  куда-либо  вмешивали. Но он видел фото и сам  ужаснулся  моему
изображению.  Набрался мужества и позвонил Гердинэ. И  сказал  все,
что  он  думает  по поводу того старого фото. Сказал  дипломатичные
правильные слова.
   А что было дальше? А дальше – тишина.
   Я  написала пространное письмо Мин под титулом «Поэзия – не поле
для манипуляций». Ответа не было…
   Я  очень переживала. Соблазнили и кинули. А через год вспомнила,
что  в  Москве  у  меня есть подруга, которая держит  издательство.
Ongbnmhk` ей и спросила, можно ли издать двуязычную книгу стихов.
   –  Конечно,  можно, – ответила подруга. – Тебе еще и  скидку  по
блату сделаем.
   И  я разобрала макет, оставила только свои стихи и стихи Мин  на
двух   языках,  написала  свое  вступительное  слово,  на   обложку
поместила  свою  же, сделанную мной фотографию деревьев  корнями  в
небо   –  символ  истинной  родины  эмигранта.  Перевела  на   счет
издательства  деньги  и  через несколько месяцев  держала  в  руках
свеженькую, пахнущую типографской краской книгу.
   И  был день, и было утро. И устроили мы с мужем пир на мой  день
рождения. Пригласили Ошанга Хашеми, Мин с мужем Коосом, Лиу  Вэй  и
всех наших друзей. И обмыли книгу, которая называется «Где бы ты ни
был». На дворе стоял апрель 2012 года.
   В   конце  того  же  года  к  нам  в  гости  зашла  наша   общая
приятельница  и  рассказала, что Гердинэ развелась с  мужем,  сразу
после  заключения  официального брака и  переехала  жить  в  Гаагу.
Больше я их не видела.
   А  потом я начала переводить голландских современных поэтов.  Но
это уже совсем другая история.
Текст опубликован в журнале "Дарьял", 1 номер 2019 год.
СТАТЬИ
12.03.2024

Торговая сеть запустила новую акцию

26.11.2023

Все, что вы хотели знать о мерах соцподдержки мам

16.11.2023

Торговая сеть запустила предновогоднюю акцию

17.10.2023

Нового министра ВД по Северной Осетии Демьяна Лаптева представили личному составу ведомства

16.10.2023

Во Владикавказе проведут рейд по незаконным нестационарным торговым объектам

13.09.2023

В Северной Осетии появился ВкусВилл

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: