День из жизни бывшего шахтерского поселка, где сейчас живут двадцать человек

Этот текст – часть проекта о четырех бывших шахтерских городах: Дегтярске в Свердловской области, Садоне в Северной Осетии, Кизеле в Пермском крае и Анжеро-Судженске в Кемеровской области. Раньше они были передовыми территориями. Здесь росло население, строили жилые дома и коммунальные объекты. Сейчас это вымирающие или депрессивные населенные пункты. Команда журналистов собрала истории о том, как здесь живут, что хотят изменить и какое будущее ждет город горняков, если там перестать добывать уголь или серебро.

Поселок Садон, где бельгийские промышленники два века назад начали разработку рудника, почти перестал существовать после наводнения в начале нулевых. Отсюда уехали все жители – кроме двух десятков человек. Они живут в трех пятиэтажках между гор. Выгуливают коров в здании бывшего дома культуры с колоннами и три раза в неделю ждут машину, которая привозит им хлеб.

Около девяти утра во двор между двумя хрущевками выходят и останавливаются в ожидании несколько стариков. В середине октября, когда в Садоне минус два градуса, на женщинах – босоножки, на мужчинах – расстегнутые рубашки. «Кæд æрбаласдзысты дзул? Басыдтæн», – жалуется один пенсионер другому на осетинском. Это значит: «Когда уже наконец приедет хлеб? Я замерз». На осетинском здесь между собой говорят почти постоянно, хотя при желании и с неместными спокойно переходят на русский.

Люди ждут машину, которая опаздывает уже на пятнадцать минут. Так тихо, что можно услышать, как кто-то в домах смотрит телевизор или гремит посудой.

Вместе с людьми во дворе собрались бродячие собаки. Тоже ждут чего-то. Их так много, что сложно сосчитать – больше десятка. За животными никто не убирает, темные пятна на асфальте образуют целые узоры. Но собак здесь знают, любят и не боятся: они подбегают к жителям Садона, виляя хвостом, лижут им руки. Те в ответ треплют собак по загривку.

– Едет, едет! – те, кто вышел на улицу, кричат тем, кто остался в квартирах. Из подъездов начинают подтягиваться соседи.

Хлеб в Садон привозят только три раза в неделю. Некоторые берут сразу по несколько буханок. Иногда доставляют также овощи, молоко, яйца. К машине спешат со всех сторон. Оживление длится минут десять, потом все расходятся, и снова становится тихо.

Поселок из трех пятиэтажек

Садон построен на склоне гор, от которых начинается Большой Кавказский хребет.

Двести лет назад бельгийские промышленники обнаружили, что в этих возвышенностях есть свинец, серебро и цинк, и договорились с Российской империей о совместном строительстве шахт.

Так появился поселок. 

При бельгийцах в Садоне жили более 4 тысяч человек. Для них построили дома из камня, типичные для европейской архитектуры. В советское время здесь появилось новое жилье, дом культуры, магазины, детский сад и больница. Но еще в советское время выработку стали сокращать, и население тоже стало сокращаться.

В 2002 году в Садоне случилось наводнение – вода в реке Садонка после июньских ливней поднялась на десяток метров.

Нижние этажи многих домов затопило. Шахты тоже.

В ночь наводнения в доме культуры была дискотека, вспоминает Заира Чернышова, ей сейчас 81. Ее сын был ведущим на танцах, пришел домой в два часа ночи – потому Заира в ту ночь не спала.

«Слышу странный звук и не могу понять, что такое, – рассказывает она. – Выскакиваю, выглядываю с лоджии. Вижу – гроб красный плывет по воде, а сзади – машина». Как выяснилось позже, гроб принесло течением с кладбища – размыло могилы.

После того, как вода отошла, власти приняли решение рудники не восстанавливать. Людей переселили в ближайшие города. Но уезжать согласились не все. Оставшиеся двадцать человек живут в трех сохранившихся пятиэтажках – полукруглой, построенной еще бельгийцами, и двух хрущевках.

Ближайший магазин находится в трехтысячном Мизуре, куда три раза в день ходит микроавтобус.

После наводнения, считает Чернышова, шахты надо было восстановить, а разработку недр – продолжить.

— В 58-м году тоже такое наводнение было, – говорит Заира. – Тогда солдат привезли и все вычистили. А в этот раз хотели от нас скорее избавиться. Тем, кто карманы набил, уже нечего было здесь делать. Там такая руда была! Гора [ночью] блестит вот такими полосками!

Замерзший водопровод

Заира Чернышова кладет на стол хлеб с утренней машины и сервелат, купленный в Мизуре. В чайнике на электрической плите закипает вода. Кроме стола, табуреток и плиты на кухне есть лишь металлическая раковина, прикрепленная к стене. В одной из двух комнат – два старых дивана и маленький телевизор «с попой».

Заира не живет в Садоне постоянно, но часто бывает здесь, приезжает вне зависимости от времени года. Объясняет, что отсюда родом ее родители, отсюда на фронт в Великую Отечественную войну ушел и не вернулся отец.

— Меня не станет, но вот увидите, Садон еще будет греметь, – уверена Чернышова. — Кто только к нам не приезжал! Индия практику проводила, Чечня, Кабарда – какой только нации не было.

Еще в Садоне Чернышова присматривает за квартирами сыновей, хотя они уже умерли – один из-за болезни, второй погиб в аварии. Делает это «на всякий случай». На дверях квартир сыновей сейчас висят замки – как и на большинстве помещений в пятиэтажках.

Сегодня у Заиры в Садоне еще одно дело. Через квартиру на ее балкон и обратно ходят рабочие. Они приехали в поселок, чтобы установить на здании металлические водосточные трубы. Рабочих, по словам Заиры, нанял один из уроженцев Садона – он сейчас живеь в Красноярске, хорошо зарабатывает.

— Нас не забывает, приезжает регулярно, – говорит женщина. Он же недавно починил в доме крышу и водопровод, который перестал работать после наводнения – так как в домах почти никого не осталось, трубы срезали. Меценат из Красноярска протянул новые трубы от реки – но не под землей, а по стенам домов. Зимой вода в них замерзает.

Горячей воды нет до сих пор. Греть ее приходится самим, с помощью домашних электрокотлов.

Заира полжизни проработала в шахтной лаборатории – в отделе контроля качества готовой продукции. Ее муж был шахтером. Сейчас Заира одна – супруг умер еще в нулевых.

В квартире у нее стоит обогреватель – трубы централизованного отопления в доме тоже срезаны. Из коммунальных услуг в поселке осталось только электричество. Недавно, рассказывает Чернышова, «какие-то коммунальщики» отключили от электроснабжения пустующие квартиры – те, где на дверях висели замки.

Также «отрезали все фонари» на улице, и сейчас ночью в поселке темно.

Около года назад из Садона перестали вывозить мусор. Теперь местные жители сваливают его к речке – той самой, из-за которой здесь двадцать лет назад почти остановилась жизнь.

 

Московское обеспечение

После обеда становится теплее. Скамейку у одного из подъездов занимают по-домашнему одетые мужчины. Они ставят на землю рядом с собой несколько полуторалитровых бутылок пива, купленных с пенсий.

Один из них – 44-летний Юрий. Он пытается общаться с окружающими, но понять его сложно из-за проблем с дикцией. Кроме того, по-русски мужчина говорит плохо, только по-осетински. Юрий с кем-то путает нашего фотографа и презрительно щурится, показывая на него пальцем: «Алкаш». Все смеются.

У мужчины синдром Дауна. Соседи зовут его Юриком и разговаривают как с ребенком: «Юрик, ты молодец, что принес палки, но мы не будем сейчас жечь костер, отнеси обратно», «Юрик, сядь, покури», «Юрик, иди домой, отдохни». Одна жительница говорит, что Юрий отличается «колоссальным везением» – всегда находит того, кто бесплатного отвезет его в Мизур за семь километров – это ближайшее место, где продают алкоголь.

В советское время за продуктами ездили не отсюда, а сюда.

У шахтерского поселка было, как здесь говорят, «московское обеспечение».

Когда в других городах нельзя было достать дефицитные товары, потому что их отправляли в Москву, в Садоне как шахтерском, стратегическом поселении имелось все то же, что и в столице.

— Здесь было замечательно, – говорит жительница Садона Залина Хлоева. – Мы жили как у бога за пазухой, никогда ни в чем не нуждались. У нас был большой-большой магазин, и к нам все ездили за товарами – из Владикавказа, Алагира.

— И с России приезжали работать сюда, – подтверждает другой местный житель Аслан. Шахтеры, если немного подкопят, покупали машины – настолько хорошо получали.

Коровы в Доме культуры

Залина Хлоева, которую мы встретили на улице, подрабатывает бригадиром «на картошке».

Пенсия – 8000 рублей, а за каждую смену в поле платят тысячу.

Свободное время Залина проводит с соседями во дворе. Можно обсудить все новости, а если спуститься к краю поселка, там неплохо ловит интернет. Этот пятачок – место притяжения всех садонцев со смартфонами.

Хлоева говорит, что вместе с соседями собирается устроить во дворе дискотеку – как делали прежде в ДК. Шутит, конечно – возраст уже не для танцев.

Сейчас, по словам Залины, в Доме культуры «только коровы».

У входа в здание – полукруглое крыльцо с высокими колоннами, потемневшими от времени. Летом внутри на потрескавшемся кафельном полу, закрыв глаза, лежат коровы. Как рассказывают местные, животные принадлежат племяннице Чернышовой. Она работает на почте в Мизуре и иногда привозит в Садон свежие газеты.

Залина Хлоева после наводнения жила в Центральной России, но в 2011 году вернулась в Садон. Живет здесь постоянно. Объясняет: «Я здесь родилась, выросла. Не знаю, почему, но потянуло домой». Ее родители на выходные также приезжают сюда.

— Кто во Владикавказе, кто в Краснодаре, кто в Подмосковье живет, а летом все равно в свои квартиры возвращаются. Это место не забывается, — говорит Залина.

Из шахтеров, которых переселили, «девяносто процентов поумирали», утверждают местные жители. Как здесь объясняют, люди привыкли к горному воздуху и не смогли адаптироваться в новом климате: «Тем более в Алагире – там же сырость. Разве можно было их куда-нибудь отсюда?..»

Глава Северной Осетии Вячеслав Битаров родом из Садона. По словам Заиры Чернышовой, он учился в параллельном классе с одним из ее сыновей. Местные утверждают, что поселку чиновник не помогает, в отличие от «спонсоров».

Впрочем, в начале года Битаров во время пресс-конференции обещал, что власти займутся возрождением поселка:

— Если мы реализуем программу строительства курорта «Мамисон», то от Садона до Мамисона рукой подать, и мы обязательно будем это использовать. Мы решим вопрос, чтобы поселок жил.

Кроме благотворителя, который оплатил установку водосточных труб на пятиэтажках, есть и другие, с чьей помощью в Садоне поправили оградку на кладбище, обновили табличку при въезде в поселок, латают крыши.

Местные говорят, что успешные выходцы отсюда строят рядом коттеджный поселок – уже ровняют под него площадку.

Если дома появятся, в Садоне может начаться совсем другая жизнь. Впрочем, это не всем по нраву. «Садон – не проходной двор», – говорит Фатима, одна из самых «молодых» местных жительниц, та самая, которая держит коров.

Вечером в садонском дворе снова становится безлюдно. Слышен только шум реки. Настолько сильный, что заглушает воду, которая круглосуточно льется во дворе из изогнутой металлической трубы, идущей от жилого дома. Вода скапливается в ржавой бочке. Рядом, на подставке, прикрепленной к трубе, стоит общая металлическая кружка. Пьют из нее все местные жители.

Елизавета Чухарова

Фото: Артур Гаглоев, Маир Валиев