Актер и режиссер о леднике Колка, Сергее Бодрове, кинематографе, гордых осетинах и национальной идее

Сослан Макиев, по моим наблюдениям, в представлении не нуждается. Он актер, режиссер, организатор, спасатель, мудрец и очень хороший человек. Я училась в одном классе с его сестрой, всегда с удивлением наблюдала за тем, что он делает. И вот решилась попросить его ответить на мои вопросы. И он оказался значительно глубже и мудрее, чем я могла себе представить. В разведку? Да, запросто. Вряд ли я дойду до цели, но он дойдет точно. Ни секунды в этом не сомневаюсь.

Хочу поблагодарить своего героя не после, а сразу, здесь, потому что это были очень важные для меня часы, неожиданные и честные, за что искреннее мое СПАСИБО Сослану.

— Чем ты сейчас занимаешься?

— Даю интервью тебе!

Аслан Галазов снимал кино, я был в режиссерской группе и играл роль Сандро. Аслан монтирует сейчас. В апреле, наверное, выйдет фильм. Рабочее название — «Детство Чика». Сценарий по тексту Фазиля Искандера. Но это не мое творчество, я просто помогаю.

 — А Аслан – тиран как режиссер?

— Он интеллигентный человек. Но он уверен в том, что он хочет. Я всегда говорю ему о том, что мне не нравится. Он слушает, а дальше ведет себя так, как ему представляется верным. Режиссер должен иметь свое мнение! А это кино – ЕГО. Я тоже такой! Я не стану прислушиваться, если я уверен.

— Давай поговорим О Кармадоне. Тебя в те дни узнала вся республика. Хотя и половина страны тоже. Что вас там держало столько времени?

— Тему Кармадона за день не обсудишь. Это очень и  очень большой вопрос.

Сначала все искали своих. И я тоже. Я же приехал из Москвы с Бодровым и с Носиком (сын знаменитого актера, наиталантливейший молодой человек, в 23 года он снимал уже второй полнометражный фильм, он там тоже пропал вместе со всеми). Я и сейчас уверен, что в тоннеле кто-то был. Мне кажется, что это была машина с Носиком, которая из города ехала. Мы нашли фрагмент автомобиля сопровождения ГАИ, а они без колонны там не ездили. Хотя не так важно, что мы нашли. Я бы любому вопрошающему, почему мы там так долго не сдавались, хотел задать вопрос: «Если есть один шанс из миллиарда, что там кто-то живой и что его можно оттуда вытащить, надо этот шанс реализовать до конца или нет?» И для меня ответ очевиден.

Я видел такое предательство власти! Я был так раздавлен и унижен… Колка – это природа, стихия, и это ерунда по сравнению с тем, что творят люди. Нас не пускали, не давали работать, не выделяли нам трактор, нас хотели выгнать физически. Знаешь, почему не выгнали? Костя Джерапов позвонил и сказал: «Нас триста человек, мы все охотники и у нас есть взрывчатка». А потом положил трубку. А на лицах всех, кто сидел рядом, было написано: «Нас триста человек, мы все охотники и у нас есть взрывчатка». Героизм этих пацанов был нивелирован, растоптан. Про нас стали говорить, что мы там зарабатываем. «Приходите, зарабатывайте с нами», — говорил я. Не пришли же!

В Кармадоне у нас было общее дело, и мы были просто родные. Мы каждый год до сих пор встречаемся, радуемся друг другу. Мы близкие. И не в одном Бодрове дело, конечно…

Как-то мы сидели с Бодровым. Он поднял бокал за Осетию, за гостеприимство. А я говорю: «Сережа, ты сейчас в камерной обстановке хочешь выпить за этот народ, а ты знаешь, что каждого представителя этого и не только этого народа ты оскорбил? Ты же сказал: «Ты мне не брат, черножопый!» Бодров говорит: «Ты же режиссер, ты же понимаешь». Я: «Да, я понимаю, что это не ты виноват. Ты просто выполнял волю Балабанова, режиссера. Но бокал ты в узком кругу поднимаешь, а оскорблял ты на всю страну, на весь мир». Он: «Сослан, если у тебя будет возможность что-то сказать от моего имени, то скажи всем, что Я ТАК НЕ СЧИТАЮ».

Он хороший был парень. Скромный, стеснялся популярности. Никогда я не видел, чтобы он воспользовался тем, что он симпатичный, известный. Он был семьянин. Все время за меня прятался, когда мы здесь ходили. Очки, кепочка, чтобы его не узнали.

— У вас там перебывало столько журналистов. Вы всех удивили своим упорством…

— В Кармадоне с журналистами никто не хотел разговаривать, ребята всех ко мне отправляли. И одна красотка ко мне подошла, а я ее спрашиваю: «Где твой блокнот? Где твой диктофон?». Она говорит: «Я запомню!». И я не выдержал: «Здесь триста человек день и ночь работают, живут на льду. Ты запомнишь историю каждого из них? Запомнит она!..». Она: «Все-все-все, простите, я ошиблась»…

Расскажу тебе одну историю с журналистами, чтобы ты атмосферу поняла. Я порвал пару кроссовок там, в Кармадоне, и мне привезли военную форму, я в ней пахал. И кто-то мне подарил в качестве хохмы полковничьи погоны, я их на форму надел. Чем я не полковник? Люди устали до изнеможения, а видят, что полковник несет бревна, вскакивают и тоже несут. Но когда все поняли, что я игрушечный полковник, то начались шутки: то погоны украдут, то еще что-то. А мать нашего оператора жила во Франции, ее отец воевал. Продолжая эту игру, она привезла мне наградные планки своего отца. Я их прицепил и даже забыл о них.

Приезжает съемочная группа Первого канала, снимают нас. Спрашивают меня: «Что бы Вы могли сказать о молодежи, которая здесь работает самоотверженно?». Я говорю: «Они дети своих отцов и ведут себя так, как их научили их папы и мамы. Войны сейчас нет, но они и в этой ситуации показывают себя героями. Настоящими героями. Знаете, какая страшная вещь находиться на семьдесят два метра подо льдом, когда тебя все сдавливает? Ну, это отдельная тема»… Меня поблагодарили и попросили сказать пару слов о себе. Я приосанился. А один из журналистов спрашивает о наградных планках: «За что?» А я так: «Все. Обо мне не будем!» И сколько меня ни просили, я отвечал: «Отставить обо мне!». А они на меня с таким уважением смотрели во время съемок, что прямо разрывало. Все умирали! Так что весело там тоже было. Дружно было. А как без этого?!

— Ты снял несколько шикарных короткометражек о войне. Жду еще!

— Откуда деньги? Как говорил Буратино: «Из толстых кошельков». Когда есть деньги, я снимаю. У меня масса хороших сценариев не только для короткого, но и для полного метра, но они подороже. И идей у меня масса. Одни идеи! У меня не может не быть идей, потому что мне 50 лет, а с 14 лет я знаю, что я хочу. Я режиссер! Но то Советский Союз поломался, система проката расползлась, то еще что-то. Все идеи, собранные за много лет, осели на бумаге и в моей голове.

Я снимал свой короткий метр за 500-600 тысяч рублей. Конечно, я зарплаты не получаю, актеры тоже соглашаются работать бесплатно, но все равно я еще должен остаюсь. Это не те деньги, чтобы я их в карман положил.

В мечтах я не получаю статуэтку… Ничего такого. Но в Осетии обязаны снимать кино. У нас все для этого есть. Гергиев тащит на себе очень многое. А кино еще выгоднее, чем музыка и театр. Представь!

— Почему именно осетины обязаны снимать кино? Они особенные?

— Объясню. Осетины горделивы, поэтому нам многое сложнее дается. Однако наши земляки в России добиваются большого успеха, достигают высот. Почему? Не думала об этом? Вот я начинаю работать с русской группой. Я не русский. Но на третий день вся группа пойдет за меня драться, если нужно будет. Почему? Потому, что я не ем отдельно от них. Никто из наших отдельно кушать не станет. Когда мы работаем, условия у нас походные. Кто снимает кино, тот своего дома не видит практически. Поэтому чувство локтя в кино очень важно.

Знаешь, почему посуду бьют о штатив. Мы ломаем тарелку, берем по осколку себе, а в конце съемок собираем эти кусочки в единое целое. Это символ команды. Хотя я предпочитаю более универсальную традицию: три пирога и виски. Помолился и пошел работать. Помогает!

 — Кино деградирует или эволюционирует?

— Кино настолько деградировало, что у него другого пути, как прогрессировать, уже не осталось. Разве можно осудить «Иронию судьбы…», хотя я уже от этого фильма устал, как многие? Нельзя! Столько смехо-часов, счастье-часов нам Рязанов подарил. А разве можно НЕ осудить фильм «Ирония судьбы-2»? Ты смотришь это и оскорбляешься за прошлое, которое ты знаешь и любишь.

— Откуда вдохновение? Откуда замыслы, идеи, проекты?

— Нашей заслуги в том, что происходит, мало. Как Пушкин в 16 лет мог написать «Руслана и Людмилу»? Никак! Он просто ЗАписал.

Совсем не обязательно ты учишься на журналиста, а Бог ждет от тебя, что ты станешь журналистом. Он может ждать от тебя, что ты сына родишь и воспитаешь. Нет разве? Мы не знаем, по каким критериям нас ТАМ будут оценивать.

Мне сейчас Бог говорит: «Не бойся ничего!»

Сейчас даже наука признает присутствие во всем Бога. Это же должно повлиять на развитие человечества? Мы можем сделать Мерседес и ракету, но малюсенькая рыбка намного технологичнее и сложнее «изготовлена». Как работает сердце без остановки? Как? У нас нет моторов, которые могут так работать!

Людям сложно объяснить, почему надо простить тех, кто тебя обманул и обидел. А потому что тебе самому так лучше: тебе нервничать не надо. Простил и пошел дальше. Я могу все заповеди разложить на физико-химический анализ. Господь нам дал возможность выбирать самим. Если ненависть моя такова, что я готов сидеть 20 лет, лишь бы кто-то НЕ ходил по земле, то я могу сознательно это выбрать. Разве нет? Но я лично не хочу ни в кого стрелять. Я умею, я охотник, я служил. Если надо, если приказ, я сделаю без всяких сомнений. И тошнить не будет. Но я не хочу убивать. Не хочу, чтобы другие это делали. У людей такая возможность получать радость, счастье от того, что ты можешь в космос полететь, что ты можешь лекарство от какой-то болячки придумать… Мало ли что ты можешь сделать…

 — Родина – это что для тебя. Или кто? Какая она?

— Моя родина – Советский Союз. И Родина моя несчастная. Сейчас я не чувствую, что моя родина – мой дом. Она не любит меня. Я хочу приносить ей пользу, а она мне такой возможности не дает. Нет ни одного общего и интересного дела, которое мы бы вместе, всей страной, хотели и могли делать.

Я считаю, что это оскорбление и издевательство над всем народом, когда собирают деньги на лечение маленьких детей. Это при том, что каждый чиновник совершил не одно преступление, связанное с большими деньгами.  Все сводится к тому, что деньги правят миром. За деньги я могу продать чью-то почку, убить триста детей?.. Как такое получилось?..

 — Тебе не страшно за то, в каком мы виде оставляем планету своим детям? Мне очень стыдно перед ними.

— Не надо. Мы последние верхние ветки дерева, которое пора уже срубить. Наши дети выросли в другое время. Скоро станет признаком дурного тона сидеть в соцсетях часами и рассматривать картинки. Интернет станет способом общаться со всем миром. Плохое отвалится. У наших детей будет другая жизнь, лучше, чем у нас. Сейчас же нет печей, которые топятся людьми? Но еще недавно было такое! Я уверен, что все идет, как надо.

 — А соцсети – это зло, по-твоему?

Соцсети – как арбуз в начале сезона. Сначала он тебя своим запахом будоражит, а в сентябре тебе уже хочется соленых огурчиков.

— И другие проблемы надуманные? Перенаселение? Терроризм? Глобальное потепление? У тебя нет ощущения приближения катастрофы?

— Ты знаешь, что все человечество может поместиться в пределах Садового кольца? Как может быть перенаселение? Поднимите уровень жизни, и никто не будет рожать. Ни один человек не станет рожать. Чем лучше люди живут, тем меньше они плодятся.

Хотите победить терроризм, не показывайте по телевизору. Террористу не нужно убивать людей, ему нужно дестабилизировать обстановку. Без телевизора это сделать невозможно. Почему в метро взрывают всегда на станции, а не между станциями? Если война будет, то в каждом подъезде станет страшно. Но войны не надо! Надо раскачать ситуацию, напугать, но не довести до состояния войны. На станции жертв меньше, вот и все. Человек пятьдесят. А если между станциями бахнуть, то это тысячи жертв.

— Как бы ты определил главную проблему Осетии? Можешь?

— Знаешь, что мне в современной Осетии больше всего нравится? Что можно даже на центральной улице поставить палатку, перекрыть движение транспорта, но никто не будет возмущаться, все поймут. Это нас объединяет: похороны.

Осетины горделивы. Даже в нартском эпосе герои перестали богам кланяться. А уж в жизни один из главных вопросов: «Чем ты лучше меня?!». Это нам дает соревновательность, развитие, поэтому у нас олимпийцы, герои, кавалеры. Но я говорю: «Я поднимаю знамя». А другой говорит: «Это я поднимаю!» И третий, и четвертый… Наша главная проблема – отсутствие консолидации. Мы друг другу не помогаем.

Так вот все хотят собственноручно поднять знамя, а мне бы хотелось создать ресурс «Знамя Осетии». У каждого – своя версия знамени (разные ракурсы, поделки, нарисовано, сфотографировано, как угодно, одним словом) и у каждого есть день, когда он это знамя поднимает. Сегодня ты поднимаешь; завтра тот, что спас человека; потом кто-то, кто выиграл состязание по степ-аэробике…  Осетинам точно будет интересно, кто сегодня поднимает знамя.

 — А у России в целом есть какая-то главная проблема?

— Верещагин – мой герой. Я никого не боюсь. У меня все есть. Мне за державу обидно. Это — МОЕ. Эта страна – МОЯ. Каждый человек должен ее СВОЕЙ признать. Понимаешь? Хочешь, я тебе скажу, какая России идея нужна? Все идеи не годятся. Одна только может выстрелить: «Я хозяин этой земли!».  Вот вокруг чего можно все остальное строить. Я хочу помочь своей стране. Я готов.