В конце 60-х рок-движение зарождалось и по ту сторону Рокского перевала — в Южной Осетии. И наши закавказские братья не то что не отставали в этом деле, но, напротив, добивались куда более внушительных результатов. И дело тут не в брюках «клеш», длине волос и аппаратуре: именно ребята из группы «Бонвæрон» стали первыми исполнять рок-н-ролл на родном осетинском языке. Причем, песни своего сочинения, помимо обязательных для всех бэндов того времени каверов на «Битлов», «Роллингов» и т.д.

По сути, то, что мы сегодня называем «осетинским роком» или «иронроком», зародилось именно в Цхинвале в конце 60-х. «Двигателями» новой молодежной культуры в республике и стали «Бонвæрон». С тех пор через состав «Бонвæрона» прошло более десятка различных участников, бит-группа в 1976 году превратилась в госансамбль, исполняющий эстрадную музыку, в результате чего коллектив покинул идейный лидер, гитарист и автор песен Ахсар Джигкаев, создавший впоследствии проекты, более соответствующие его музыкальным пристрастиям. Отразились на его музыке и трагические события в Южной Осетии — об этом напоминают песни, записанные в тяжелые для республики времена. А пробитая пулей гитара музыканта стала, по словам современников, «символом блокадного Цхинвала»

В культурной среде Осетии 2014 год объявлен годом Ахсара Джигкаева — знаменитому музыканту исполнилось 60. Стало быть, не грех пообщаться с ним о «былых деньках» становления осетинского рока, а также о том, как же все-таки правильно пишется название группы, и, конечно, о проблемах современной музыки, как в Северной, так и в Южной Осетии.

— Ахсар Иванович, расскажите, как все начиналось?

— «Бонвæрон» — отдельная страница в культуре Осетии, и у ансамбля в ней весьма специфическое место. Надо сказать, что этот ансамбль стал важным этапом в развитии музыкального искусства южных осетин. В Цхинвале уже в конце 50-х  в парке отдыха по воскресеньям  духовой оркестр играл некоторые джазовые композиции. А на Театральной площади позже устраивались стихийные конкурсы танцев «вуги-буги» и «твист», когда эта мода захлестнула континенты.

И мне трудно сегодня объяснить, как это все возникало. Но интерес был массовый.  Нам в детстве всегда было забавно поглядеть на это «трындение» и на танцующих под фокстроты горожан. Это считалось почти криминальным занятием, но престижным среди поколений т.н. «оттепели». И, уже  к 70-м годам, на юге были сформированные группы «Нарты», «Скифы», «Айзалд», «Фаэтон», «Малусаг», «Саби», не говоря о школьных музыкальных «четверках». Это была эпоха «битломании», и цхинвальские  «четверки», по типу «ливерпульской»,  производили почти магическое воздействие…

И  в этом процессе первой  «четверкой» к 70-м годам стал «Бонвæрон». Это название по сей день неправильно пишут, считая, что мы ошиблись!  Мы специально убрали «Н»,  и группа на самом деле «Бонвæрон» — «возвещаюшие день»  и «Венера». По примеру «Битлз» – тоже и «жучки» и «ударники»(Beatles)….

Последним в «состав двора» (Георгий Гучмазов, Вадим Харебов, Ашот Дарбуашвили)  попал я в качестве т.н. «соло-гитары». Вадим и Гога, ученики музшколы, уже что-то экспериментировали. Я со своей стороны тоже сам уже  дергал гитару за струны…  Почему-то с самого начала привлекла «соло гитара» и я уже играл «тупые»  изнурительные пассажи… Тот, кто без школы в 70-ые начинал играть на гитаре, видимо, знает, какие это были «пассажи»…

— А какие были музыкальные предпочтения?

— В то время школ игры не было и все «стили» списывались с  «живых» магнитофонных записей. Я, как и многие гитаристы, тогда увлекался Хендриксом и мечтал «квакать» в его манерах. Позже  мне удалось на концертах «выговаривать» свое имя и фамилию на гитаре – это бывало забавно…  Затем были Led Zeppelin, Chicago, Deep Purple («парпл» – как мы тогда это читали), Black Sabbath… Наш «состав» все 24 часа проводил вместе, в поисках, разговорах, прослушиваниях… Нам  повезло и в том, что духовно и интеллектуально мы оказались «рядом». Видимо потому, что все были выходцами из  творческих семьей:  заслуженные учителя, артисты, танцоры. Вместе уже более 40 лет…

В творчестве было разное. Но главную часть программы составляли наши собственные композиции,  народные песни в обработках. Тогда была еще актуальна тема  Вьетнама – мы играли свои музыкальные композиции с долгими «соляками», и все, что можно было на тогдашних тарахтелках сыграть на военную тему. В конце программы – и это тоже было законом  «жанра» — играли несколько композиций «Пепл»… Говорили, что «снимаем» один в один… Позже, в ансамбле появился солист Саша Медведский из Тбилиси. И  мы стали «снимать» «цеппелинов» – «Блэк Дог» и др.

Еще он покорял слушателей исполнением Демиса Руссоса. Сам такой же толстенький, со  звенящим высоким голосом. Многие, я знаю, хорошо запомнили его, когда мы приезжали с концертами в Северную Осетию.

По следам «Чикаго» мы вышли на джаз-рок, но развитие этот жанр  в рамках «Бонвæрон» не получил: вступили в призывной возраст,  Харебова и Дарбуашвили призвали в армию,  состав стал распадаться. Ничего не помогло. Возможности  отдела культуры  влиять на  вопросы призыва и отсрочек были никакие…

Но  важно отметить и другое : «Бонвæрон», как классическая рок-группа — не сложилась. Во-первых, тогда эта музыка  у нас на юге не была «индустрией», как в крупных культурных столичных центрах, где были филармонии, средства, кадры, администраторы, гастроли… Во-вторых, из-за аппаратуры – ее просто не было. Видимо, мои коллеги вспомнят времена «Вермон», «Регентов», «Бигов» — аппаратуры, на которой можно было играть марши, но не рок, хотя мы умудрялись подгонять под «фирму» звучание этой «мебели».

У нас были две гастрольные поездки по Северной Осетии и здесь многие нас помнят. Скептицизм местной публики  к южанам после первых же выступлений сменился восторженным приемом, и многие уже тогда говорили о появлении «осетинского  рока», так как большая часть программы была составлена из осетинских песен, в том числе народных. «В обработках», как тогда говорили…

На Север в начале 70-х  мы приехали уже не в качестве четверки, а как эстрадный ансамбль, или ВИА, как тогда это называлось.

— По каким же причинам вы стали эстрадным ансамблем?

— Здесь надо отметить следующее.  Чтобы получать оклады, мы подали заявку  на обретение статуса Госансамбля  со «штатным расписанием».  Тогда пошли проверки, комиссии, мы были вынуждены подгонять программу под частные министерские мнения. Играть рок в Госансамбле было невозможно. Мы стали сбавлять напор, менять стиль. Часто выдавали «фирму» за «песни ирландских шахтеров» и т.д. ,чтобы под идеологическим прикрытием исполнять свои «фишки»… Так делали  многие. В конце концов, коллектив разросся. У нас появилась певица Инга Джиоева (позже уехала в Италию), солисты Тимур Харебов, который был уже сформированным солистом и Ахмат Кокоев, закончивший эстрадное училище во Владикавказе.  К тому же  целая плеяда музыкантов, которые прошли через эту школу, и по сей день на юге называется «школой Бонвæрон».  Она, школа,  стала  эстрадной. «Рок» растворился, точнее, разбился о совковый быт… и всем музыкантам моих времен  понятен смысл этого выражения.

— Как относились власти к появлению ансамбля? Помогали или, напротив, препятствовали формированию?

— До того, как «дело» вышло на уровень решения властей, мы уже имели опыт выступлений на школьных вечерах и были уже популярными. Это, кстати, каноническая история почти всех российских составов 70-х.  Более того, надо отметить, что это был период общего увлечения т.н. «бит группами», и среди тех, кто с восторгом встретил появление «Бонвæрон» были комсомольские работники и партработники низшего звена, фактически наши друзья и ровесники. Так  что правительство получало сведения не от «агентов», а от собственных работников – наших друзей и поклонников. Они понимали и поддерживали нас на личном уровне.

А потом власти понимали, что это было и развитием осетинской эстрадной музыки. Поддерживали, правда,  вяло, и часто только на словах. Как всегда в таких вопросах, как становление ансамбля  важную роль играла личность главы культуры. Нам повезло дважды. Сланов Костя — начальник отдела, и Тадтаев Юра  — директор концертного зала – два культовых человека, которые сыграли главную роль в становлении «Бонвæрон» как государственного ВИА, которых тогда в союзе было всего два или три: «Гая», «Орера» и еще кто-то, может, «Песняры»…

Потом пошли постоянные выступления на различных празднествах, торжествах, и мы играли партэлите, а они «шум» не любили, и мы со временем сбавляли «рок обороты». Более того, нам было проблемно выехать из ГССР на гастроли. Эти мероприятия  в республике зависели от республиканских властей и они, естественно, выпускали своих… И такая изоляция ансамбля тоже не придавала нам энтузиазма.

Но у нас в Грузии была хорошая конкурентная среда. Власти Области  правильно считали, что необходимо и осетинам участвовать в музыкальных конкурсах. Они часто  проводились  в ГССР, но без осетин. Позже мы стали работать на площадках Грузии и нас восторженно принимали. «Бонвæрон» уже числился в рейтингах на передовых  местах, ходили споры, кто в чем лучше…  Но были и проблемы: дирекция нашего парка постоянно получала жалобы от директоров домов культуры из городов Грузии — в залах часто  ломали стулья, и все, что слабо было закреплено… Тогда это тоже было модно.

Дальше — больше … нас часто отказывались принимать  города, точнее, директора  концертных залов за «хулиганскую музыку»… Контроль над  нашим творчеством стал нарастать. Ясно, что ничего хорошего из этого получиться не могло – коллективы контролеров и советчиков плохо влияли на нашу музыкальную свободу, и,  в конце концов, процесс стал пикировать… Потому сегодня в Осетии нет ни дисков «Бонвæрон», ни музыковедческих исследований, ни творческой литературы на тему. Все архивы сгорели в период агрессии. Из наследия мало что осталось, к сожалению.

Хотя следует сказать, что наши заслуги перед национальной культурой все же оценили. Уже тогда, когда мы перестали вести профессиональную концертную деятельность. Первый Президент РЮО Чибиров Людвиг присвоил нам звания заслуженных артистов, а Президент Эдуард Кокоев, давний поклонник «Бонвæрон», – звания народных.

Теперь происходит некоторый возврат интереса к старым авторитетам. Вот и вы, молодые,  стали проявлять к старым «шлягерам» интерес. Я послушал некоторые опыты по реанимации старых композиций — понравилось. Главное, найти силы и средства продолжить эту «реанимацию».

— А ведь были в вашей биографии еще и «Мемориал» и «Пиковая дама»?

— Да, в самом деле. После того, как я покинул «Бонвæрон», уже зрели иные вкусы и авторитеты в музыкальном мире. Я уже упомянул, что мы в составе «Бонвæрон» дошли до некоторых джаз роковых идей. Но процесс на этом остановился – реализовать в практике ничего не удалось.

К тому времени этот жанр стал обретать у нас авторитет. Чик Кориа и целая плеяда новых звезд засверкали новыми ритмами, пассажами. Т.н. «ладовая музыка» стала престижной в музыкальных тусовках. Майлс Дэвис, Джон Колтрейн, Джако  Пасториус и другие стали показывать очень убедительные эксперименты. Тогда познакомились с Сантаной, его латиноамериканские опыты покоряли новизной и богатсвом звучания. И гитара его «пела»… Я стал практиковать некоторые приемы. Стала набираться программа из собственных композиций – «Кража», «Свидание с Истиной», «В гостях у Карлоса Сантаны» и т.п. Много было подражаний, но немало было и оригинальных идей.

К тому же тогда стали практиковаться т.н. «проекты». И я решил реализовать свой проект под названием «Мемориал«. Но это другая история, точнее — другая творческая драма. Об этом как-нибудь — в другой раз….

— Каково, по вашему мнению, влияние Бонвæрон на осетинскую культуру?

— Он не только влиял, но и формировал осетинскую эстраду. До нас исполнялись, как правило, российские и зарубежные «хиты». Италия, французский шансон, песни грузинских, российских авторов. Заправляли вкусами, конечно, англоязычные страны, в первую очередь англичане.  Мы впервые сделали осетинский язык  основой нашего творчества.  Мы показали его конкурентоспособность. Дали свои образцы жанра. Таким образом, укрепили авторитет языка в среде молодежи.

Если вспомнить, что тогда было повальное увлечение зарубежными, в основном англоязычными, исполнителями,  то понятно, что осетинский язык мог и не включиться в этот  жанр, и мы бы пели «под Запад».  «Бонвæрон» своим осетинским исполнением на все последующие времена позволил новым музыкантам исполнять все жанры на родном языке.  И сегодня на юге с этим нет вопросов – все предпочитают свой родной язык, и это самый важный вклад «Бонвæрон» в осетинскую культуру.

Надо заметить, что многие выходцы с юга, которые засветились на местной эстраде, с самого начала выходили с осетинскими песнями. И это уже наша общая заслуга и вклад в жизнь родного языка.

Не надо забывать, что и первый «коммерческий» конкурс осетинской эстрадной песни лет десять назад «спровоцировали» южане. И я помню, как мы по всей республике набирали исполнителей осетинских песен. Их было не так много. Сегодня, слава богу, осетинская эстрадная песня прочно утвердилась в нашей жизни. Пора родить и осетинский рок…. А это уже ваша задача.

• Бонварон
• музыкальная группа
• Южная Осетия