Дети, где вы сейчас?

«Понимаешь ли ты это, когда маленькое, существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ним делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к «боженьке», чтобы тот защитил его, — понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушник ты мой божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана! Без нее, говорят,и пробыть бы не мог, человек на земле, ибо не познал бы добра и зла. Для чего познавать это чертово добро и зло, когда это столько стоит? Да весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к «боженьке»… Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к «боженьке»!»

Ф.М. Достоевский «Братья Карамазовы»

Я начну издалека и банально, но это правда, что в каждый момент своей жизни мы встречаем на своем пути людей, которых нам нужно встретить именно в этот самый момент.

В тот день я по заданию московского издания, которое поставило перед собой цель освещать жизнь Кавказа в позитивном ключе, снимала самую что ни на есть позитивную тему – уличную моду. С московской журналисткой мы искали на улицах Владикавказа модно одетых горожан. Четверо из пяти предлагаемых мной кандидатов отвергались, что только доказывало – я совсем не смыслю в том, как должны выглядеть настоящие модники.

Но вот в лучах яркого полуденного солнца по проспекту быстро шла девушка в оранжевом пуховике  с длинными кудрявыми волосами и в солнечных очках на пол-лица. На этот раз я угадала – наш с Кристиной выбор совпал — и мы окликнули девушку. Она остановилась и выслушав нас, затмила своей улыбкой слепящее солнце. Получив согласие на небольшое интервью с вопросами о том, какую одежду она любит и на просьбу сфотографироваться, мы начали работать. Выяснилось, что в отличие от большинства девушек, Алена интересуется не только модой – она оказалась Аленой Рамоновой – руководителем Ресурсного центра развития инклюзивного образования. Что-то внутри меня дрогнуло и я сказала Алене, что всегда буду рада помочь, если центру понадобятся услуги фотографа и журналиста. Мы обменялись телефонами и спустя какое-то время Алена мне позвонила.

У центра намечался большой проект – «Неделя инклюзивного образования», в рамках которой центр делает колоссальную работу по информированию республики о проблемах «особенных» детей, рассказывают, как центр помогает им и сколько вершин еще предстоит покорить. Я слушала Алену и в который раз в жизни чувствовала, что вот настоящее дело, у которого есть смысл и ценность, и вот человек, который не тратит время впустую, а каждый день большими усилиями с огромными эмоциональными потерями совершает маленькие победы – не для себя, для других, для детей, которых общество привыкло не замечать. Какие это победы?

Например, объяснить педагогу с многолетним стажем, что ребенок с разной формой инвалидности имеет такое же право получать знания, как и обычный ребенок, что даже заслуженному учителю не стыдно посетить семинар, на котором он получит самые актуальные знания из психологии и педагогики, получит ключ к работе с «особенными» детьми. Ведь это просто и важно? Но почти каждый педагог, от которого зависит будет ли в обычной школе учиться необычный ребенок сопротивляется с необыкновенной силой, не желая себя перестраивать. Или победа, полученная во время совместных занятий с ребенком, от которого привыкли не ждать каких-либо побед, а несколько занятий с заинтересованным педагогом показывают, что прогресс есть – ребенка можно развивать, он все понимает и просто жаждет учиться. И увидев это, родители на коленях начинают просить Алену и других сотрудников центра продолжать работать с ним, но, сотрудников 5, а детей, которым нужна помощь – сотни.

Победы будут и дальше, объясняет Алена родителям, но нужно заниматься с ребенком дома, посвящать ему все свое время, но родители делятся на тех, кто получив ключ к собственному ребенку, окрыленные, работают с ним дальше и на тех, кто не хочет и не может быть с ним. Родители хотят, чтобы с ребенком занимался специалист и никакие объяснения, что сколько бы специалист не вкладывал и не занимался с ребенком, прогресса не будет, если все это не подкреплять дома. И вот еще победа – убедить родителя в том, что не все потеряно, что ребенок может стать счастливым и обрести свое место в обществе. К счастью, таких родителей оказалось большинство и они даже объединились, создав общественную организацию и объединенными усилиями пытаются отвоевать для своих детей законное место под солнцем.

Пока победы здесь редки. Самое большое поражение из последних – это глухота и слепота людей, от которых зависит строительство психолого-педагогической и медико-социального реабилитационного центра. Но вернусь немного назад. О том, что проект такого центра есть, я узнала непосредственно от архитекторов, которые его разрабатывали. Узнала случайно, когда рассказывала о том, как мы на неделе инклюзивного образования сделали мастер-класс по фотографии для детей с особенностями и о том, сколько всего для них делает Алена Рамонова.

Оказалось, что, архитекторы тоже знают Алену – именно по ее инициативе в министерстве образования была озвучена потребность в реабилитационном центре. Алан Огоев, бывший тогда в статусе министра образования, идею центра поддержал. И спустя какое-то время с просьбой изучить возможности реставрации, либо тотальной перестройки здания бывшего коррекционного интерната и его спального корпуса, расположенных на улице Димитрова-Армянская и Димитрова-Цаголова, министр и Алена пришли в архитектурное бюро.

Планировалось, что на месте спального корпуса коррекционного интерната на Димитрова-Цаголова будет построен реабилитационный центр, а на месте самого интерната будет детский сад инклюзивного типа. Проект центра и сада разработал Тимур Кудзиев, сейчас этот чуткий и талантливый архитектор работает в должности главного архитектора города. Узнав, что проект центра и сада под угрозой — начали ходить слухи, что здания хотят передать другим министерствам или даже продать с молотка, и это в ситуации, когда Алена говорит, что центр нужен детям и родителям как воздух, как вода, и что даже очевидность его существования  ставить под вопрос так же нелепо, как и спрашивать «а нужно ли нам, чтобы солнце вставало по утрам» — я решила узнать подробнее, как разрабатывался проект и на какой сейчас он стадии.

Тимур рассказал, что при работе над проектом для него самым главным было сохранить масштабность исторического центра, чтобы здания идеально вписались в градостроительную ситуацию, и, конечно, учесть потребности детей – особенно это касается проекта инклюзивного детского сада: «Идея в том, чтобы все помещения, связанные с детками, выходили на общий изолированный двор, обращенный к югу, освещаемый в течение дня солнцем. Получится такой маленький камерный мирок. Проект предполагает строительство из старого кирпича ручной формовки – пытаясь понять масштабы, я лепил его из пластилина и в итоге получился такой красивый объем».

На вопрос, а что сейчас с проектом, Тимур рассказал, что эскизы проекта (именно проект реабилитационного центра, на проект инклюзивного сада деньги тогда не выделили – ред.) был официально одобрен и принят в министерстве образования и деньги на проектную часть были уже заложены в бюджет республики благодаря тогдашнему министру экономики Мадине Икаевой и премьеру Сергею Такоеву – они прониклись идеей центра. Но в итоге деньги были срезаны с бюджета, потому что полтора года министерство образования не могло оформить эти два здания себе на баланс и когда в Правительстве увидели, что деньги не израсходованы, их просто срезали.

— До недавнего времени мы были спокойны, — продолжал Тимур, — потому что договор на проектную часть подписан, мы были уверены, что не сразу, но когда выправится экономическая обстановка, дело сдвинется и проект будет реализован по федеральной программе. И стали ходить слухи, что эти два здания хотят передать кому-то другому, а это может означать все, что угодно – на месте зданий, которые уже исторически принадлежат больным детям, могут построить очередной офис, который только загрузит и так убитый центр. Я, как главный архитектор, не могу и не хочу допустить этого. Если министерство образования решит, что реабилитационный центр и сад им не нужен, то пусть на этих местах создадут комфортную зону для жителей города, конкретно — жителей центра. Ведь получается, что людям из одноэтажных домов просто негде общаться, кроме своих летних кухонь и скамеек возле ворот, которые упираются в дорогу, забитую автомобилями. Нужно разбивать скверы, засаживать их деревьями, создавать зоны для пешеходов, как это делают последние годы в Москве.

На вопрос, что с проектом, ответила и Алена. Она рассказала, что от их имени вопросы о реабилитационном центре уже несколько раз задавали на встречах с Вячеславом Зелимхановичем, из ресурсного центра отправляли письма, подавали его в список объектов республики, которые бы могли быть приоритетными для участия в федеральных программах, но он туда не попал. И это в ситуации, когда есть  федеральный закон об образовании, обязывающий каждый субъект федерации иметь минимум один центр такого типа, а в идеале по одному центру на каждые 5 тысяч детей. Такие центры есть во всех республиках Северного Кавказа. На вопрос, как донести до людей всю важность со строительством реабилитационного центра, Алена говорит:

— Центр нам нужен как воздух, всем детям, каждому из трех тысяч детей, за исключением 200 с диагнозом ДЦП, которые теперь, слава Богу, могут получать помощь в центре «ИР». Остальные остаются без помощи. Нет психолого-педагогической поддержки, да, у нас есть центр «Доверие», но он работает только с детьми из неблагополучных семей, а дети, которые должны получать интеллектуально-сохранную помощь, ее не получают. Мы делаем все возможное в нашем ресурсном центре, но это даже не капля в море.

Система делает из нас людей, которые должны договориться с родителями, чтобы они забрали своих детей, и ты понимаешь, что ты не можешь в зеркало на себя посмотреть после этого. И тогда ты либо берешь этого ребенка к себе, либо делаешь из себя дурака. Последняя история — ребенка держат с 2 до 6 лет в детском саду, никак с ним не занимаются, а как только ребенок начинает что-то делать, искать контакты – а он невербальный ребенок, речью не владеет, и по-своему начинает искать контакты, начинает обращать внимание на детей, то его выдворяют из сада, потому что с ним не справляются. Или еще, в школе мальчик сидит на последней парте, а ему нужно сидеть на первой и чтобы его все время придерживали  — учительница не хочет с ним заморачиваться и ставит вопрос ребром: «Я учитель высшей категории. Выбирайте, либо я, либо он». Я прихожу к этому учителю и говорю, что я готова приходить в течение трех месяцев, чтобы работать с этим мальчиком, только Вам нужно делать то, что я говорю. А она в ответ: «Я хочу, чтобы его не было». И это не вопрос отсутствия навыка общения с такими детьми, а просто отсутствие желания что-то делать для детей. В том числе и поэтому нам так нужен этот центр. Потому что если бы у нас было место, где таких детей поддерживают и знают, как с ними обращаться, они бы получали коррекционную помощь и тогда в общеобразовательной системе им было бы проще ужиться, а нам не надо было бы работать с 200 школами.

Мы бы этих детей и их родителей сконцентрировали в одном месте и через какое-то время, раз в два месяца вызывали бы туда учителей, показывали динамику и давали алгоритмы, как с ними работать дальше и тогда учителя не будут  придумывать, что «особенный» ребенок с ножницами кидается на детей или что-то еще. Конечно, было бы прекрасно, если бы учителя и воспитатели были профессионалами и помощь оказывалась бы на местах, но, мне кажется, в нашей действительности об этом можно только мечтать. Но чтобы начались какие-то позитивные сдвиги, надо в себе что-то поменять, надо опуститься на уровень чувств другого человека и понять, а какого ему, но на это нужна отвага, смелость и желание. А мы каждый день проходим через какое-то безумное сопротивление со всех сторон. И иногда от этого опускаются руки…»

Помните, я начала статью с того, что каждый из нас не зря встречает другого человека в определённый момент своей жизни? Так вот, я бы очень хотела, чтобы эти две встречи, о которых я рассказала, стали поворотными не только в моей судьбе. Если мы все вместе отстоим здания, которые принадлежат детям и добьёмся того, чтобы в республике был построен реабилитационный центр, который поможет каждому ребенку занять свое место под солнцем, то мы смело сможем сказать самим себе, что и мы прикоснулись к этой важной работе, которую проделывает каждый день Алена и все сотрудники ресурсного центра, что мы тоже смогли отделить добро и зло.

P.S. Я долго думала над названием статьи и вот сегодня, когда я фотографировала спальный корпус коррекционного интернета, на его воротах увидела уже почти стершуюся, но еще читаемую надпись мелом: «Дети, где вы сейчас?»

СТАТЬИ
13.09.2023

В Северной Осетии появился ВкусВилл

07.12.2022

Тимур Хубаев о том, почему на Северном Кавказе надо возрождать прикладную науку

Зимний отдых россиян в Горной Дигории оказался под угрозой срыва

История одного невыполненного обещания Сергея Меняйло

02.09.2022

Министр здравоохранения Северной Осетии назвал причины гибели восьми рожениц в прошлом году

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: