С Зауром мы познакомились, когда я снимала дипломный фотопроект «Чувство Родины» про осетин, проживающих в Москве. Перед первой встречей я знала о нем, что он «грозный снаружи и добрый внутри» и носит титул любимца всех бабушек поликлиники у метро «Речной вокзал». На съемках в самой поликлинике я убедилась, что титул оправдан – пациенты и правда любят своего доктора, а коллеги считают перспективным молодым врачом. В тот день я испытала чувство гордости за земляка, который своим незаметным, но таким важным трудом вносит свой вклад в формирование позитивного облика Северной Осетии. Когда я договаривалась об интервью для Gradus Prо, Заур сказал, что теперь работает в частной клинике. Опережая события, скажу, что бабушки с дедушками любят его и здесь.

— Почему ты решил стать врачом?

— Мне нравится быть врачом. Носить белый халат, сидеть в чистом кабинете и получать удовольствие от работы, которая заключается для меня в первую очередь в том, чтобы приносить людям добро. Но в последнее время я в этом очень сильно разочаровываюсь, — люди какие-то злые стали, они не понимают добро, все основывается на товарно-денежных отношениях. Мне недавно одна пациентка сказала, что мы должны быть клиентоориентированными, потому что продаем медицинские услуги. Врачей уже считают за ничтожество.

Но поработав и поучившись, я понял, что врачи-терапевты не зарабатывают столько, сколько хотелось бы. Поэтому я решил поучиться еще и на стоматолога в МГМСУ. Сейчас я уже на пятом курсе – с утра учусь, а потом работаю здесь (сеть частных клиник «Добромед») до девяти вечера.

— Мне все-таки интересно поговорить про истоки, у тебя были примеры – родители или какой-то доктор?

— Нет, доброго доктора у меня в детстве точно не было. Была старая фельдшер, которая к тому же была еще и слепой. Она брала у меня кровь из пальца и никогда не попадала с первого раза. И когда она только целилась, меня уже охватывал мандраж. Я всегда боялся уколов и до сих пор боюсь.

— Расскажи об учебе в осетинском «меде», там действительно все так плохо, как говорят?

— Нет-нет. Я уже поучился в трех институтах и могу сказать, что СОГМА – это альма матер, и я ее вспоминаю с любовью. Я ничего не хочу сказать против РГМУ (на базе 55-й клинической больницы), там преподавали еще лучше, все-таки Москва есть Москва, но по сравнению с МГМСУ, где я сейчас учусь на стоматолога, Северная Осетия — рай на земле. В СОГМА было все так устроено, что не учиться ты не можешь. А здесь ты предоставлен сам себе.

— Это стимулирует тебя к самодисциплине?

— Я-то хочу быть стоматологом, чтобы возможности совпадали с моими желаниями. Уже надо семью создавать, деньги приличные получать, чтобы я знал, что дома все сытые. Тем более, что отца у меня давно нет, и мне надо поддерживать еще и маму.

— Но перспектив в платной клинике же больше, чем в государственной, я имею в виду, что может быть не стоит распыляться еще и на «стомат»?

— Я сейчас немного похвастаюсь. С учетом того, что я являюсь лучшим специалистом сети клиник «Добромед», в финансовом плане, конечно, стало лучше, но это определенный этап, который я пройду, ведь людям суждено стремиться к чему-то еще. К тому же мне осталось учиться всего полгода.

— Я спрашиваю об этом, потому что медсестра, с которой ты работал в государственной поликлинике, отзывалась о тебе, как об исключительно талантливом специалисте и предрекала тебе большое будущее в терапии. А на твой взгляд, в чем заключается талант врача?

— Для раскрытия таланта врача нужны определенные условия. Во-первых, в медицину нельзя идти без денег – ты должен быть сосредоточен только на учебе, подрабатывать не получится. Важно также иметь руководителя, который тебя чему-то научит. Если руководитель глупее тебя (я сам на себе это испытал), то он не создаст условия для твоего развития, потому что боится тебя. Ну, и самое главное, чтобы кто-то верил в тебя.

Для меня этот человек – мама. Благодаря ей я оказался в Моcкве. Приехал на автобусе, и первый месяц жизни здесь еле выдержал – чуть ли не до слез доходило. В ужасный холод в одиночестве я добирался из Подмосковья на электричке. Это был ужас. Потом я привык к Москве, и она мне даже понравилась. Первый месяц я очень боялся, что буду хуже других, ведь нас всегда пугали москвичами, мол, они самые умные. Но очень скоро я их всех оставил позади.

Есть талант, а еще есть заинтересованность пациентом. Сейчас пациенты приходят в частную клинику и думают, что мы их разводим на деньги. Но придя и получив сервис на высшем уровне, они понимают, что не зря заплатили деньги. Я это делал и в государственной поликлинике,  но там это принимали за должное. А тут все иначе.

— Хорошо, а как тогда обстоят дела у тебя с «разводом на деньги». Есть сделки с совестью?

— Не буду кривить душой. Да. Мы иногда чуть-чуть брешем.

— Не разочаровывай меня.

— Я не разочаровываю. Все зависит от пациента. Нет абсолютно здоровых людей, есть недообследованные. Дня три назад у меня сидела пациентка, сама врач-терапевт. Она пришла к нам, потому что не хочет, чтобы на ее работе знали о проблемах со здоровьем. Я ее принял бесплатно, сделал  кардиограмму по скидочной цене, назначил минимальное количество анализов. Но все это привело только к цинизму с ее стороны. Она мне заявила, что я ее «за уши растягивал на анализы». В итоге все анализы, которые она не хотела делать, выявили серьезные проблемы. Может, дело еще в том, что многие думают, раз он с Кавказа, то недостаточно умный. О нас же думают, что мы дипломы покупаем.

Но есть много пациентов, тех же бабушек и дедушек, которые отказываются от государственной поликлиники, потому что там им не уделяют должного внимания. Часто ведь лечит одно слово врача, а не таблетки. Тут много бабушек и дедушек с этого района (а район достаточно богатый) приходят только лишь поболтать, получается такой курс психотерапии за деньги. Есть дедушка, который, как выяснилось в процессе беседы, отписал квартиру сыну с внучкой, которые о нем благополучно забыли. Он приходит ко мне уже на протяжении месяца то на капельницу, то просто так. И точно такой же еще один. И вот они часто забегают даже просто поздороваться. Мы стали для них родными людьми.

А приходят молодые девушки с хорошим здоровьем без особых жалоб, но очень часто мы начинаем обследовать их и находим то, что само бы себя никак не проявило. У меня была недавно пациентка с сантиметровыми камнями в желчном пузыре, которые никак ее не беспокоили. Да, признаюсь, что мы часто тут занимаемся гипердиагностикой, но это во благо пациента в том числе.

— Как ты относишься к мнению, что с точки зрения религии, все болезни посылаются за грехи?

— Я не знаю, что за что посылается.

— Но ты веришь в это?

— Я верю в другое. Просто так ничего не будет, вот и все. А за грехи или за какие-достоинства, не знаю.

— Что ты думаешь по поводу того, что если у монахинь обнаруживается серьезная болезнь, к примеру, рак, то они не лечатся, считая, что это благодать, страдание во Имя…

— Религия, как говорил Ленин, опиум для народа и мне их не понять. Зачем умирать, если нам дана одна жизнь и можно прожить ее достойно и не мучиться. У онкологических пациентов сознание чуть-чуть меняется. Я с онкологическими пациентами всегда насторожен, потому что они эмоционально лабильные, постоянно боятся и в России онкология, как правило, не вылечивается, если только не на ранних стадиях.

— Ты  не веришь в Бога?

— Я-то в Бога верю, но, как говорится в той пословице «на бога надейся, а сам не робей». Я знаю пациентов, которые с онкологией должны были умирать, но они не сникли, борются и побеждают заболевание.

— Если продолжать тему с онкологией,  какое у тебя отношение в этой связи к заводу «Электроцинк»?

— Если уж говорить правду, да, я ходил на протестные флэшмобы. Но в то же время у моей мамы там есть акции. «Электроцинк» — это, конечно, плохо, но республике он дает и много хорошего – рабочие места и налоги в бюджет. В Осетии от инфаркта миокарда и в автокатастрофах умирает больше людей, чем от онкологии. Поэтому не надо во всем винить «Электроцинк».

— Хорошо, давай тогда вернемся к болезням. А правда, что если мужчина болеет, с ним сложнее, чем с женщиной?

— Конечно! Это всегда правда. Мы, мужчины, боимся всех и каждого. Мужчина от природы сильнее, и когда он заболевает, с ним бывает труднее справиться. Женщина —  более хрупкое существо, но при этом более устойчивое ко всем колебаниям, и, как правило, женщины чаще идут на поправку. Ну, смотря еще какие заболевания. Если это железодефицитная анемия, то женщины с ней справляются лучше, чем мужчины. И все еще зависит от типа характера. Если человек какой-нибудь фобик, то  с ним бесполезно разговаривать, он все время будет менять врачей. Тут всегда должна быть очень тонкая психология, и я очень уважаю тех врачей, которые углубляют свои знания в психологии.

— А ты применяешь эти знания?

— У меня особых  знаний по психологии нет, но я уже из коридора чувствую пациента. По его повадкам, поведению я уже понимаю, чего он хочет и что будет просить.

— А по внешнему виду ты можешь определить, что с человеком не так?

— Если он неопрятно одет и от него исходит нечистотный запах – это уже стопроцентно человек, который болеет чем-то. Здоровый человек всегда красиво и опрятно одет и от него нет никаких запахов, кроме парфюма. Чистота — залог здоровья вот и все.

— Что нужно делать, чтобы не болеть?

— Смотря от чего не болеть. От онкологии вакцину еще не придумали, а от вирусных заболеваний, это, во-первых, закаливание, во-вторых, любые физиопроцедуры и чтобы вовремя в организм поступали витамины. Ну, и стараться соблюдать режим труда и отдыха. Я, например, не болею и не болел.

— Соблюдаешь все?

— Соблюдаю и плюс последнее время делаю вакцинацию от гриппа. Сейчас многие родители хотят полностью отказаться от прививок.

— Я еще свою дочь не прививала. У меня нет четкого «да» и категоричного «нет». А страшных историй много и с прививками и без.

— Объясню на своем примере. Я привит и никогда ничем не болел. Младенчество провел люльке, никакого плоского затылка у меня нет, и два метра безобразия выросло. Ребенка обязательно надо прививать. И кормить ребенка надо отдельно. Сейчас родители кормят своих детей тем же, что едят сами, уже нет детских столов, которые были раньше. Детей не заставляют пить молоко, хотя оно полезно, а подсаживают на фасфуды. В советское время было одно простое правило – диспансеризация, которая проходила как надо, а не так как я сейчас проводил, когда работал в поликлинике. Почему в Японии самая большая продолжительность жизни? Они за здоровьем своего населения следят,  принимают превентивные меры.

На втором месте по продолжительности жизни находится Франция, потому что французы пьют натуральное вино, которое помогает справляться организму с жирной пищей. А в России безбожно пьют водку и приходят тогда, когда врачи уже бессильны. Если бы в России  проводилась настоящая диспансеризация в том виде, в каком я себе ее представляю, все было бы иначе. Но кто к нам молодым прислушивается? Считают, что если врач молодой, значит дурак, а чем старше, тем умнее.  У нас в 108-й поликлинике работали ревматолог 90-летний и подростковый врач, недавно справивший 80-летие. Их держали просто потому, что никто не хочет работать в государственной поликлинике за маленькую зарплату. Сейчас в Москве большой дефицит кадров, и поэтому в больницу попадают люди, которых можно было лечить в поликлинике, если бы там работали настоящие специалисты.

— Ты поэтому уволился из государственной поликлиники?

— Нет. Меня уволили, потому что я спустил с лестницы своего пациента.

— Как это произошло?

— Накануне он вызвал меня на дом. Вел он себя так, словно я ему что-то должен и при этом ссылался на свою тетю-помощницу депутата. Я его осмотрел, выписал лекарства, все как положено. И мы расстались на том, что он потом придет в поликлинику за больничным листом. С этого все и началось. Дело в том, что реорганизация поликлиник в Москве создала большие помехи в работе. Он был с моего филиала, но не был прикреплен конкретно к моему участку, и из-за этого получилась неразбериха. И вот когда он пришел ко мне в поликлинику, то оказалось, что его нет в базе данных, и он стал предъявлять мне претензии. Я признал свою вину и пообещал все исправить, но он настаивал на том, чтобы я все сделал в эту же минуту, а у меня прием ограничен 7-10 минутами, в коридоре ждало своей очереди много людей. Я тогда сказал ему, что если он хочет решить все прямо сейчас, пусть обращается к руководству. Он ушел, потом вернулся, а я уже осматривал женщину. Он зашел без стука, я стал объяснять ему, чтобы он вышел, но он не услышал меня. Начались взаимные оскорбления, а потом я просто не сдержался и все.  Вот и закончилась моя работа в государственном учреждении. На второй же день я нашел себе работу в частной конторе. Я не жалею ни грамма, что ушел с государственной работы.

— Если бы ты мог, что бы в первую очередь ты изменил в системе государственной медицины?

— В первую очередь, я бы запретил антибиотики и давал их только по рецепту, как это делают за рубежом. У нас лечат фармацевты, а фармацевты — люди из коммерции, их интересует только прибыль. Почему-то потом пациенты приходят с осложнениями и говорят, что фармацевт пытался их лечить. Фармацевт один раз видит больного и его задача — продать. Наше правительство пока не обращает на это внимания, но чтобы какие-то запреты установить, надо создать условия для комфортного посещения врача в поликлинике – ведь для многих это превращается в стресс и люди предпочитают лечиться тем, что советуют в аптеках.

Но есть и другая сторона – злоупотребление бесплатными врачами, ведь скорую помощь можно вызывать 24 часа в сутки. В Москве нередка ситуация, когда родственники, получив квартиру от своих бабушек и дедушек, бросают их в одиночестве, а им скучно и они каждый день вызывают врача или скорую помощь. Если бы это как-то контролировалось. В моей практике был случай — умерла бабушка и три дня лежала.  Потом ее обнаружили родственники, а я, как участковый врач, приходил на констатацию, и они в моем присутствии, несмотря на труп, продолжали делить квартиру. Я бы создал закон, который обяжет родственников в случае одинокой смерти бабушки, передавать квартиру государству.

У меня на участке в Бирюлево была пациентка — участница войны. Я ее люблю и уважаю, но у нее уже памяти нет вообще. Между первым и вторым вызовом могло пройти минут пятнадцать, а она меня уже не узнавала. В день она могла по 5-7 раз вызвать скорую или участкового терапевта.  И мы однажды, чтобы хоть месяц отдохнуть от нее, договорились со скорой, госпитализировали ее «по показаниям» и месяц отдыхали. Это смешно и трагично. Надо проникаться болью пациента, но все-таки и себя оберегать, потому что если мы сгорим, то кто останется.

 

• Владикавказ
• Москва
• Северная Осетия
• терапевт