Это весна, Маугли! 

Опять я на животе, в грязи, мне жутко, и кругом запах тошнотворного страха. Липкого и невыносимого, покрывающего тело ледяной испариной. Сейчас усталое солнце замертво упадет в поле, как и пареньки, еще вчера помогавшие тащить раненых, палатки и оставшиеся медикаменты, и попытается забыть то, на что стыдливо проливало сегодня тускло-желтый свет. Вот дед всегда говорил, счастье – это когда есть за кем спрятаться. У солнца всегда есть земля. Или горы, как дома. А у меня есть Энна Секлер. Она старше меня и по званию, и по возрасту. Поэтому лейтенант медицинской службы ползет справа наискосок, но все-таки впереди меня, иногда приподнимаясь на локотки и всматриваясь в поле боя, как Михаил Кутузов.

— Энна, тебе страшно? – спрашиваю я, чтобы спрашивать.

— И тебе что ли? – ухмыляется она со спины. – Ну вот, одна надежда на тебя была.

— Надежда на что?

— Да я думала уже отрез тебе бабкин шелковый подарить, когда вернемся. С пантерами и львами всякими, между прочим, французский. Он вроде реликвии уже, мы все никак не решим в нашем бабском царстве, кому из него наряд сшить. Все, решено, платье будет твое, покрасуешься перед тем черненьким.

— Да каким таким черненьким? – крикнула я, пытаясь заглушить свое разоблачение и воющие снаряды, то тут, то там падающие возле нас. – Какие львы, какие пантеры?.. Мы отступали и пытались выбраться из окружения, уступив очередное украинское село. Похоронить погибших опять не получалось, но мы сделали уже три вылазки за ранеными. В этот раз из девушек-медсестер никто не погиб, поэтому старшая по званию расхрабрилась, и мы пошли еще за одним. Точнее поползли. Навстречу кошмару, который будет преследовать меня потом всю мою жизнь.

— Да видела я, как он улыбался тебе. Ладно, задарю, если вернемся. Давай вон туда, влево, заберем еще того и все, больше всё… Нам бы до дождя, Аннушка, по сухой, а то не дотащим ведь, еще б одного… 

х х х

Мелкий моросящий дождик вмешивает трясущиеся детские тела в землю и превращает нас в напуганных червячков, которых выкопали лопатой и оставили на виду. Что я делаю осенней ночью на только что вспаханном колхозном поле совершенно одна, без сестер, мамы и дедушки? Я спасаю всех нас от голода. Мне можно, потому что я маленькая голодная девочка и «ничего не понимаю», кроме того, что колхозники-сельчане, убирая картошку днем, оставили хоть что-то для ночных воришек.

Спустя какое-то время, уже после войны, моя старшая сестра виновато призналась мне, что в эти картофельные дни она переживала не за меня, а за то, что я не донесу клубни, и они останутся голодными.

А что? Тогда вон Виту убили, одноклассницу. Она была моим врагом — называла глупым прозвищем, а в школе иногда даже исподтишка пощипывала. Для нее то, что я приехала с Кавказа, и что я Москву видать в глаза не видывала – вообще не было аргументом, Виталина возненавидела меня сразу же, причем, сама толком не знала, почему. Вот деду моему никто не смел говорить, что он москаль. Папин папа перебрался к нам со своим американским ковром из разноцветной шерсти сразу после смерти отца, которого отправили в 1930 году на Украину ликвидировать всеобщую безграмотность. Про отца все говорили «порядочный человек». Я, правда, не знала тогда, что точно означает «порядочный человек», но на всякий случай решила попробовать тоже быть «порядочной», когда вырасту.

Смерть Виты меня поначалу вообще не тронула, подумаешь, вредная щипучка, но после того, как мы с мамой и сестрами пошли прощаться с ней и я увидела ее несчастное окоченевшее маленькое тельце, стало сильно жаль вредину, и я расплакалась. Кто-то ударил задиру камнем по голове и забрал собранную ею на поле картошку. Эта история словно перенесла жизнь сельчан в другую плоскость: если раньше тихо шептались о том, сколько человек умерло от голода, то нынешнее убийство Виталины разделило жизнь безмятежного ранее украинского сельца на «до» и «после».

— Перешли черту, — сказал тогда дед, запретив впредь отправлять меня на поле, и начал варить странное варево, отрезая квадратики от своего заокеанского ковра. Чудесным образом этот «американский» взвар, сдобренный лесными кореньями, стал напоминать говяжий бульон, как когда-то дома. И однажды к нам даже пришли с обыском, потому что кто-то из соседей якобы учуял аромат вареного мяса, заманчиво распространявшийся из нашей хатки. В тот год всех, кто имел неизвестно откуда взявшиеся продукты, судили или расстреливали за воровство колхозного имущества. Поэтому дед разрешил обыскать всё и везде, постелив на видном месте, на печке, убывающий ковер-самобранку и прикрыв его нами.

— Вся моя поездка в Америку свелась в итоге к этому чертовому ковру. Не врали, гады буржуйские, что из натуральной шерсти, — заключил он тогда — в начале века дед за компанию с другими молодыми людьми из разных горных сел ездил на заработки в Америку, на момент нашего появления в его жизни из всех привезенных им гостинцев остался только роскошный по тем временам ковер ручной работы, который в итоге и спас нам жизнь.

За несколько лет до своего ухода всегда суровый и молчаливый дед словно помолодел. Оправившиеся после голода украинские хозяйки наперебой заваливали его своими просьбами о помощи, сопровождая все это мягким певучим малороссийским говорком. Забывший о строгих нравах и охмелевший от женского внимания дед словно скинул на время лет двадцать с плеч и все время что-то кому-то чинил, резал скотину, учил делать сыр из желудка и разрешал вселенские споры. Но внезапная смерть младшей сестренки от воспаления легких превратила его в глубокого старца и лишила воли. Когда мы складывали вещи, мама засунула в мешок сшитую им для нашей малышки смешную тряпичную куклу и трубку, которую дед никогда не вынимал из рук.

— Нам на память о них, — услышали мы тогда сквозь душившие ее слезы.

Прятаться стало не за кем, и мы вернулись домой, в Осетию.

х х х

— Мама, мама, мама…

Вы когда-нибудь слышали, как зовет маму раненый мужчина? Ни ампутированные снарядами и минами конечности, ни вывернутые наружу внутренности, ни одна натуралистическая примета вселенской бойни не откладывает в памяти такой отпечаток, как это душераздирающее «мама». К концу войны я уже спокойно смотрела на развороченные тела раненых солдат, в голове только складывался моментальный план мер по оказанию помощи. А под Варшавой я окончательно поняла, что теперь точно могу определить, выживет солдат, или нет. Я так натренировалась, что, казалось, могла вынести с поля боя любого раненого, только не это «мама».

— Смотри, Аннушка, этот руки в кулачки сжал, словно ребенок, скоро умрет, зря силы потратим, давай другого заберем.

Меня пробирала мелкая дрожь, в сумерках гремел гром. Нас с Энной трясло от трусости. Каждый взрыв и прорывающиеся вопли чужой лающей речи топили последние островки мужества, и каждая втайне считала секунды, когда бросит все, вскочит и убежит в лес.

— Мама, а… — Неподалеку лежал русый паренек с красным детским лицом. Кажется тот, который занес вчера ящик с патронами в нашу палатку и стеснялся, стеснялся, стеснялся. – Помогите, заберите меня, сестрички, не оставляйте, заберите, больно как…

Энна осмотрела раны. По ее лицу я поняла, что парень тяжелый.

— Или его, — в синеющих и густых от дыма сумерках его неожиданно белая рука упрямо сверкнула в направлении товарища по несчастью, и мы увидели мою черноволосую зазнобу, свернувшуюся калачиком от контузии. Из его уха текла кровь, а обезумевшие от боли глаза, казалось, не моргали, парень не понимал, что с ним происходит. Я застыла.

— Кого, Аннушка? – приказным голосом вдруг спросила Энна, и я вцепилась глазами в того, на кого и смотреть-то смущалась в обычное время.

Мы сделали мой выбор…

— Мама… Девчонки, застрелите, не оставляйте так, не оставляйте меня, — слышала я потом всю свою жизнь.

— Энн, давай сделаем что-нибудь, я не могу так.

— Хочешь вернуться и поменять их? Двоих мы не вынесем. Еще их автоматы. У нас только два варианта – либо мы остаемся с ними и нас убивают или забирают в плен, либо мы тащим одного. У них этого выбора нет. Если так жалко – возьми пистолет и пойди, помоги. Я – не могу. Мне нельзя, — почти кричала Энна.

— А мне что, можно?  

— И тебе нельзя, Аннушка. У евреев говорят, ценнее жизни ничего нет. Я не могу решать, кому жить, а кому умирать. Даже здесь не могу. И он не должен, хоть и приказ есть. На все воля Божья.

Я выпустила ноги контуженного, села в поле и заплакала. Вспаханная земля, словно перина, поглотила меня, и я почувствовала себя маленькой семечкой, которую случайно обронили на чужом поле. Опять я на украинской земле, и снова мне жутко.

— Ну-ка вставай, вставай, я приказываю. И не реветь, младший лейтенант, нам контуженного еще выносить. Вон немцы, родная, не успеем, вставай!

х х х

9 мая – это счастье! Потому что я ребенок и скоро лето. Дома на вешалке висит красное платье с «военными» карманами, к нему – белая портупея. Подружкина мама принесла новенькие белоснежные бантики, собранные в розочку, и я делюсь с ней своей боевой готовностью. Еще завтра я надену первый раз в этом году гольфы и новые босоножки. К концу лета они сносятся, на них появятся трещинки и потертости, а в швах песок от девчачьих странствий. Но это все будет потом. А завтра я впервые несу пионерскую вахту на посту №1 – возле памятника вождю мирового пролетариата дедушке Ленину. Утром я встану рано-рано, буду волноваться до мурашек, мне сделают два хвостика и заставят позавтракать заранее на весь день. Потом я буду ехать в трамвае, с гордой строгостью поглядывая на тех, кто с восхищением смотрит на мою парадную форму. А я буду делать вид, что не замечаю их.

— Ба, а что было потом?

— Потом мы долго отступали.

— А этот черненький – это дедушка?

— Дедушка – лысый!

— А почему он на тебе не женился? Ты же его спасла.

— Вот еще, если бы каждый, кого я спасла, на мне женился, то у тебя был бы целый полк дедушек. И вообще, у того черненького была невеста засватана в Армении.

— А этот армянский жених твой порядочный человек? Может, другого нужно было вытаскивать?

— Очень порядочный, у него хорошие сыновья родились, одного ты видела в прошлом году, он с матерью приезжал к нам. А сам порядочный человек умер давно, от сердца. Такая вот жизнь, его нет, а с женой его я дружу.

— А почему он тогда улыбался тебе, если у него невеста была? Он же тебе нравился тоже? Ты тоже ему улыбалась? Ааааа! Влюбилась, влюбилась!

— Ну, нравился, ну, улыбалась. Но я тогда не знала даже, как его зовут. Ну, влюбилась… Это весна, Маугли! Ведь это была наша весна. Нам же по восемнадцать было. Пойдем лучше на Ленина булок купим, снег вон лежит еще в горах.

У нас с бабушкой была одна причудливая традиция – перед 9 мая мы ходили с ней на улицу Ленина в угловой хлебный магазин и покупали воздушные булки с белой помадкой по 10 копеек. Потом мы становились на углу Куйбышева, смотрели на Столовую гору и искали там изображения Сталина и Ленина, получавшиеся из-за диковинного расположения деревьев и снега.

— Вон, видишь, левее наискосок от Сталина вниз Ленин, видишь? – старалась бабушка. После пятой попытки я обманывала, что вижу Ленина, и мы шли дальше по маршруту – покупать заварные пирожные по 22 копейки на Проспект, встречаться с бабушкиными фронтовыми подругами и идти потом к нам – готовить назавтра праздничный ужин.

— Ба, а правду говорят, что Сталин не такой добрый был, а? Говорят даже, чтобы выиграть войну, он много советской крови пролил, прямо как индейский вождь Кукулькан, который отрубал тысячам людей головы, чтобы в племени майя эпидемия прекратилась и засуха ушла? А Ленин хороший? Он же детей любил? Ба, а войны больше не будет? А? Все же уже всё поняли? На нас же никто больше не нападет? Мы же самые сильные?

— До того момента, как ты про Кукулькана рассказала, я думала, что больше не будет, — рассмеялась бабушка. — А теперь мне кажется, что кукульканы будут всегда. Но ты не переживай так,  у нас войны уж точно больше не будет. Потому что ох, как тяжело нам достался этот мир…

СТАТЬИ
12.03.2024

Торговая сеть запустила новую акцию

26.11.2023

Все, что вы хотели знать о мерах соцподдержки мам

16.11.2023

Торговая сеть запустила предновогоднюю акцию

17.10.2023

Нового министра ВД по Северной Осетии Демьяна Лаптева представили личному составу ведомства

16.10.2023

Во Владикавказе проведут рейд по незаконным нестационарным торговым объектам

13.09.2023

В Северной Осетии появился ВкусВилл

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: