Как композитор из Москвы придумал Владикавказу музыкальный трамвай

В столице Северной Осетии открылся XI Международный художественный симпозиум АЛАНИКА. Программа этого — “Владей Кавказом!” — придумана и сформирована его куратором, художником Катей Бочавар. Владикавказ здесь — главный герой и рассказчик, вдохновитель и соучастник.

30 сентября и 1 октября городские трамваи, следующие по маршруту №5 станут площадкой для звуковой инсталляции участника Аланики-2017 композитора Владимира Раннева — начиная от ДК Металлургов и заканчивая главным входом в Центральный̆ парк имени Коста Хетагурова, все специальные объявления, а также названия остановок будут воспроизводиться на осетинском языке учащимися Детской музыкальной школы имени Чайковского.

О том, что же такое проект “Маршрут” и почему его обязательно нужно “испытать на себе”, рассказал сам Владимир Раннев.

***

— При всех прелестях южного города, мне показалось, что во Владикавказе очень мало открытых публичных мест, которые объединяют людей — чего-то облюбованного, обустроенного. Неожиданно таким местом оказался городской трамвай, что, видимо, связано с его историей. Как я понял, практически весь общественный транспорт в городе – частный. Повсюду рассекают маршрутки, а трамвайные линии и парк должны были лет с десять как ликвидировать. При том, что это одна из первых трамвайных сетей в России, а трамвайный парк – памятник промышленной архитектуры. Но нашелся частный спонсор, содержащий с тех пор все это громадное хозяйство за свой счет. Не знаю, какие у него мотивы, но, видимо, очень личные — воображение рисует владикавказского школьника с ранцем, спешащего в какую-нибудь секцию во дворец спорта или культуры в легендарном чешском Татра Т3 (парк до сих пор состоит из них), для которого с тех пор этот трамвай – не просто транспорт, а своеобразный гений места, вплетенный в его и в коллективную память горожан. В общем, в современном существовании владикавказского трамвая есть что-то несовременно лирическое. Особенно трогательно, как поддерживается на ходу вся эта техника без фирменных запчастей, мастерством и выдумкой слесарей, а салоны отделываются с несколько наивным, но душевным провинциальным шиком.

Отработана там и система объявлений – названия остановок и прочая информация доносятся через аудиосистему, соединенную с навигатором. То есть на топ-уровне. И я подумал: горожане каждый день ездят по этим маршрутам, слушают эти объявления, и они не просто преодолевают пространство из одной точки в другую. Катающиеся десятилетиями по этим маршрутам вагоны сближают их и с пространством салона, и со временем совместно прожитой жизни. При этом все пассажиры — столь разные, каждый, думая о своем, слышит во время поездки одно и то же: сухие информативные сообщения, которые вроде бы объединяют их нужной информацией, но на самом деле разъединяют. Голос информатора ни к кому конкретно не обращается, ему все равно, слышат его или нет, симпатичен ли он тем, кто в салоне и что они о нем думают. Это странно, — подумал я, и решил, что на короткое время «Аланики» информатор может и «ожить», то есть приобрести живой голос. Названия остановок и прочие сообщения станут музыкой – их будут петь сами владикавказцы, а точнее — дети из Детской хоровой школы Владикавказа.

— Главный герой симпозиума Аланика-2017 — город. Интересно услышать от вас — участника симпозиума — о вашем родном городе, каких-то знаковых, личных местах.

— Я родился и вырос в Москве, но особой привязанности к этому городу не испытываю, тем более что живу теперь в Петербурге. Думаю, Москва много чего делает для того, чтобы ее трудно было бы назвать «родным городом». Памятных для меня мест в нем достаточно, но все это очень личное, вряд ли интересное кому-то кроме меня.

— Есть какая-то сквозная тема, которую вы развиваете в своем творчестве? Что вас может задеть, зацепить до такой степени, чтобы это превратилось в музыкальное произведение?

— Я не могу назвать что-то определенное, что меня на что-то заряжает. Все происходящее со мной, так или иначе меня меняет, провоцирует на какую-то реакцию, у меня возникает потребность это как-то отработать, отрефлексировать. Как правило, эта рефлексия оборачивается музыкой довольно легко и естественно. Сложность лишь в том, что на самом деле не существует отдельно моего личного опыта, все происходящее со мной и во мне жестко и прихотливо увязано с опытом социальным, то есть — чужим. Мир ведь состоит большей частью не из похожих на нас, а из непохожих, и с этим фактом нужно себя как-то соотносить. Тут и начинаются сложности. Тот социальный антураж, в котором мы сегодня живем, очень агрессивен, часто абсурден и постоянно навязывает нам себя. И все с одной стороны как будто так сложно, а с другой – примитивно до пошлости, когда осознаешь, что окружающие нас агрессия и абсурд произведены шкурными интересами небольшой и самой недостойной части сограждан.

— Очень часто современная или, скажем так, авангардная музыка вызывает у неподготовленного зрителя неоднозначную реакцию, он задает вопросы, часто — с долей агрессии: “Зачем это? Почему? О чем?”. Вам приходилось когда-нибудь оказываться в такой ситуации — объяснять то, что вы создали, вступать в полемику, переубеждать?

— Можно все объяснить человеку, который хочет услышать. Если же человек в состоянии поиска материала для негодования, и всякому негодованию рад, кормится им, то лучше ничего не объяснять. Ему и без объяснений хорошо. В остальных случаях объяснения полезны, хоть и не обязательны. Нужно ли вам объяснять Реквием Моцарта? В общем, можно обойтись и без этого, но с объяснениями вы услышите то, что без них не услышите. Это справедливо для любой музыки, да и не только музыки.

— Критика может вас задеть, обидеть?

— Обидеть – нет, задеть – только от тех, чье мнение мне важно. И задеть здесь означает — услышать что-то их ушами со стороны и перепроверить себя. Любая оценка того, что ты делаешь – это умножение собственного опыта опытом других. Это процесс взаимообмена, без этого мы не сможем стать умнее, взрослее, как минимум — профессиональнее.

— В Осетии есть свои национальные музыкальные традиции. Часто высказываются мнения о том, что надо срочно “спасать”, “возрождать”, “популяризировать”. При этом традиции (не только музыкальные) приравниваются к чему-то сакральному и неприкосновенному, не приемлющему эксперименты и пр. На ваш взгляд — как “сохранить” не приравнивая при этом к “музейному экспонату”, по сути — чему-то статичному и не живому?

— Тут я ничего нового не скажу, это довольно очевидные вещи. Есть времена, нацеленные на развитие, а есть — на консервацию. И последние не означают ничего хорошего для фольклора, при них он становится бэушной игрушкой, которой пользуется всякий, желающий выглядеть симпатичнее, чем он есть на самом деле. Национальное самосознание начинается не с фольклора, не с танцев и кухни, а с того, способны ли люди, точнее общность проживающих на одной земле и говорящих на одном языке людей, задавать себе самые важные вопросы и самостоятельно искать на них ответы. Для этого важна открытая социальная среда, отсутствие страха, уверенность в законе. А это большой дефицит в современной России. И это обнуляет любой разговор о собственном лице тех или иных общностей, национальных, региональных или каких-то иных. Под прессом консервации, выгодной темы, кто извлекает личную выгоду из законсервированного положения дел, традиция становится реакционным ресурсом. Любое вмешательство в установленный, зачастую лживый, сфабрикованный канон воспринимается как посягательство на основы государства, то есть, грубо говоря, на кошелек его бенефициаров. В свободном же обществе, социально активном, все наоборот — традиция обогащается экспериментами, становится ресурсом развития, источником критического отношения к себе и понимания других.

— Какую музыку вы слушаете?

— Чем больше музыки вокруг, тем важнее умение от нее спрятаться. Нужно учиться вообще не слушать музыку. Вот лет пять назад я вынес из дома телевизор, оставил у помойных баков. В определенных ситуациях похожей участи достойна и музыка. Конечно, в каких-то общественных пространствах, где она играет определенную роль и ее просто так не выключишь – это совсем другое. Меня никогда не раздражает музыка в ресторанах, такси и так далее – она здесь как естественный элемент среды обитания. Но ведь это не совсем прослушивание музыки, а существование в ее присутствии. Если же я именно слушаю музыку, то дома и на концертах, где совершается определенное усилие для отключения всего остального – дома мною, а в концертных залах – созданной там соответствующей обстановкой.

— Что, помимо музыки? Театр, например…

— У меня нет привычки регулярных походов в театр. Как правило, кто-то зовет, или же мне интересно, что сделал тот или иной режиссер, сценограф, композитор. Хотя в последнее время я втянулся в театральный процесс, может, потому, что сам в нем работаю, но главное — сегодня в России это самое реактивное, живое, очень разное и при этом высококлассное искусство.

— Что бы вы сказали напоследок?

— Очень надеюсь, что с моим «Маршрутом» во Владикавказе все хорошо сложится и реакция у пассажиров будет доброжелательной. Это ведь тот случай, когда не они пришли на концерт, а концерт к ним. Так что мнение горожан, оказавшихся неожиданно для себя публикой, тут очень важно.

Напомним, что звуковую инсталляцию “Маршрут” можно будет услышать 30 сентября и 1 октября в трамваях, следующих по маршруту №5.

***

О Владимире Ранневе

Композитор, музыкальный критик, музыковед, педагог. Родился и вырос в Москве, живет в Санкт-Петербурге. В 2003-м — окончил по классу композиции Санкт-Петербургскую Консерваторию. В 2005-м — аспирантуру по теории музыки. Стажировался в Высшей школе музыки Кёльна, становился стипендиатом Gartow Stiftung в 2002 году, лауреатом конкурсов Salvatore Martirano Award университета штата Иллинойс США в 2009-м, Gianni Bergamo Classic Music Award в Швейцарии в 2010-м.

География музыки композитора Раннева впечатляет — она звучала в России, Украине, Германии, Австрии, Швейцарии, Великобритании, Финляндии, Польше, Японии, США.

Владимир Раннев также тесно связан в своем творчестве с театром. Первую его оперу «Синяя Борода. Материалы дела» поставил Павел Семченко, следующую Раннев срежиссировал сам — премьера «Двух актов» на либретто Дмитрия Пригова состоялась в 2012 году. В коллаборации с режиссером Маратом Гацаловым работал над спектаклями «Теллурия», «Дороги», «Новое время», совместно с Борисом Юханановым над заключительной частью оперного сериала «Сверлийцы».

Театральные работы Владимира Раннева нашли высокую оценку в профессиональном сообществе — опера «Два акта» получила гран-при Премии Сергея Курехина в 2013-м, опера «Сверлийцы» была номинирована на национальную театральную премию «Золотая маска» в 2016-м.

• Аланика
• Владикавказ
• искусство
• культура
• Северная Осетия
• трамвай