Олег Марзоев: Патриотизм важнее ядерного оружия

– Олег, давай все с начала: у тебя и дедушка, и папа были военными. И первый  вопрос в следующем: стоял ли вопрос у тебя, кем быть, или это было предрешено?

— В нашей семье авторитет военной службы настолько же абсолютен, насколько невозможно представить, чтобы мужчина, выбравший другую дорогу, подвергался бы уговорам и агитации. Это или есть внутри тебя, или нет. Существуют профессии, которые мы не выбираем, они выбирают нас.

– Но все-таки решение стать военным пришло само собой, или над тобой довлел авторитет твоих старших?

– Решение было естественным, основанным на полной свободе выбора. Строить интервью на автобиографии не хотелось бы, но приведу пример того, как формируется мотивация, влияющая на выбор профессии. Есть такое определяющее явление, как личный пример. Немаловажную роль играет и среда, в которой формируешься. В моем случае это военные гарнизоны Закавказья и Северного Кавказа в период локальных конфликтов, когда были и штурмы военных городков боевиками, и спецназовцы с пулеметами, дежурившие у подъездов домов. Уже лет с трех отец брал меня на полигоны, усаживал рядом с собой в танке и вперед: дневные и ночные вождения. Впервые стрелял из автомата, когда он еще был ростом выше меня. Лет в пять поднимались с отцом на вертолете, он при мне выпрыгивал с парашютом, а я возвращался с экипажем и на земле его встречал, первый прыжок совершил в 14 лет. Водить боевую технику научился раньше, чем гражданский автомобиль. При этом никогда не было лекций на тему о том, что я обязательно должен стать военным, продолжить династию. Со стороны мамы у меня, к примеру, все врачи, мог бы и такой выбор сделать, никто не мешал, но где медицина, и где я, ведь это тоже не просто профессия, это призвание. Когда пришло время,  просто сказал, что буду поступать в военное училище.

– Про папу мы поговорим отдельно, поэтому хотелось бы, чтобы ты рассказал  про дедушку. Про войну с ним говорили?

– Дед, полковник, ушедший на фронт в 17 лет, защищавший Москву, командовавший батальоном под Сталинградом, о войне никогда не рассказывал, просто молчал в ответ на вопросы.  Вместо него говорила стена боевых орденов и медалей на парадном кителе. Младший брат отца, боевой офицер, который почти непрерывно находился в районах боевых действий, тоже всегда молчал. Некоторые ответы я давал сам себе, когда навещал его после тяжелых ранений в госпитале. Отец, офицер спецназа, прошедший, пожалуй, все конфликты новейшей истории, Афганистан, Закавказье, Северный Кавказ, говорил со мной не о войне, говорил о мире, практически постоянно находясь там, где шли бои, брал меня с собой в служебные командировки, чтобы я все увидел своими глазами. Военная служба для меня с раннего детства перестала быть синонимом романтики.

— Но потом был момент, когда тебе пришлось расстаться с мечтой…

— Да, в связи тяжелыми семейными обстоятельствами. Затем несколько лет пытался вернуться, но в силу начавшихся многолетних реформ, когда офицеров увольняли десятками тысяч, удалось вновь встать в строй только в 2014-м. По возрасту мог быть майором. Сейчас лейтенант.

— Это создает определенные сложности для тебя? То есть комплексов у тебя по этому поводу нет?

Это для меня не проблема. Все так, как есть. Важно только то, что вновь нахожусь в строю, занимаюсь любимым делом и имею возможность приносить пользу.

– Прежде чем задам следующий вопрос, хочу рассказать историю о встрече с твоим отцом – Станиславом Марзоевым. Мы общались всего один раз, но наша беседа продлилась больше 3 часов. И говорили мы, знаешь о чем? О литературе, философии, даже о буддизме. Эта встреча реально изменила мое отношение к армии, к людям в погонах. Потому что до нее я, как и многие, представлял ее по анекдотам о солдафонах, которые красили траву в зеленый цвет. Вопрос мой в следующем. О русском офицерстве написано много, снято немало фильмов. Как тебе кажется, когда изменилась армия, отношение к русскому офицеру? Как и почему образ дореволюционного офицера-интеллектуала сменил портрет советского солдафона?

– Советский офицер — интеллигент не в меньшей степени. Объясняя сложившиеся стереотипы, вспомним, что в армии было два тяжелейших периода, тектонических слома – это 1917 год и 1991-й. После революции, не смотря на трагические события, Вооруженные Силы смогли сохранить себя и страну, многие традиции, продолжили развиваться, победить в Великой Отечественной Войне. Ни одна другая армия мира не смогла бы совершить то, что совершила Красная Армия. Авторитет военнослужащих был непререкаем и всемерно поддерживался государством. Но с периода так называемой «перестройки» начался обратный процесс открытой дискредитации армии и всего того, за что воевали и во имя чего созидали предшествующие поколения. Именно на Вооруженные Силы был направлен один из главных ударов. Страна наша окружена вероятными противниками, самая большая на планете и армия – основа ее безопасности и суверенитета. Безусловно, офицерство всегда воспринималось как последний рубеж обороны, по ним и били беспощадно. Досталось и воинам-интернационалистам. Будучи еще защитниками той великой страны, они уже ощущали на себе ненависть, недовольство, непонимание. Все то, чего не должно быть в принципе. Потом все, что произошло у нас на Северном Кавказе, в Закавказье:  наша армия, абсолютно разодранная на части, преданная и, как казалось нашим врагам, деморализованная, шла выполнять свой долг в потоке лжи и ненависти, фальшивой антиармейской пропаганды. Но вопреки всему этому армия свои задачи выполняла. Конечно, все это не могло не сказаться  на атмосфере внутри коллективов, на том, что многие офицеры перестали верить в то, что делают. Но уникальность нашего государства в том, что в самые тяжелые времена в армии и других сферах остаются патриоты, которые, невзирая на времена и нравы, просто служили Отчизне. Как сказал Патриарх сербский Павел, «мы не можем превратить землю в рай, но наша задача сделать так, чтобы она не превратилась в ад». На рубеже 90-х годов у нас в стране решалась именно эта задача, и наши солдаты и офицеры стояли на переднем крае.

– Я с тобой полностью согласен, но меня интересует, прежде всего, дух армии, который, на мой взгляд, ушел вместе с истребленными русскими офицерами…

– Нет. Очень много офицеров осталось в России, многие присягнули уже советской власти. Послереволюционные события были похожи на 90-е годы – времена смуты и кровопролития. Страну предали, предали армию и бросили в омут гражданской войны, офицеры, расколовшись на разные лагеря, дрались за свою страну так, как понимали ее и свою Присягу. И все же, пролив реки крови, мы не потеряли себя ни тогда, ни сейчас, опомнились, одумались, вопреки всем усилиям врагов. В этом уникальность нашего государства и Вооруженных Сил заключается. Безусловно, это без последствий не прошло. Мы потеряли, безвозвратно утратили многих и многое. Но дух и патриотизм были сохранены. И пусть тратятся немыслимые средства со стороны наших противников, чтобы этот дух был вытравлен из Вооруженных Сил, чтобы Россия потеряла двух своих союзников – Армию и Флот, но это сделать им не удалось. И не удастся. А Русский офицер – это исторически собирательное понятие, оно идет сквозь века, без оглядки на национальность. Я, осетин по национальности, горд носить звание русского, российского офицера. Советским офицером быть, увы, не довелось.

–  Давно не слышно разговоров о профессиональной армии. Возможна ли она в России, без привлечения срочников?

– Разговоров не слышно, потому, что от слов перешли к делу. Профессиональная армия возможна, ее костяк уже сегодня успешно формируется из военнослужащих контрактной службы. И в бой, безусловно, должны идти обученные, мотивированные люди. Особенно в современных конфликтах, имеющих приставку «локальные». Ядро армии должно формироваться из контрактников, но контрактная армия в нашей стране в чистом виде неприемлема в том смысле, что население должно быть вовлечено в военную подготовку, остальным ребятам необходимо побывать на полигонах, чтобы понимать, что такое вооружение и военная техника и как с ними обращаться. Каждый должен быть готов защитить Отечество с оружием в руках.

– Было время, когда молодежь массово «косила» от армии. Сегодня же говорят даже о случаях, когда люди платят деньги, чтобы пойти в армию. Мне кажется, что это связано все-таки больше с определенной гражданской карьерой, для которой необходимо наличие военного билета. И еще, что нужно изменить в самой армии, чтобы в нее шли по зову сердца, а не за военным билетом?

– Армия — это проекция общества, все начинается с семьи, с детского сада, школы, улицы. Когда у нас в стране в целом нормализуются процессы, прежде всего, я говорю сейчас про военно-патриотическое воспитание, гражданскую ответственность, тогда и к армии вопросов будет меньше. Ведь военная служба начинается именно с гражданской ответственности: если ты осознаешь эту территорию, как свою Родину, ты так или иначе стремишься поддержать и защищать ее.

В то же время необходимо оптимизировать методы прохождения службы, сроки. Говорят, год, это мало. Уверен, что во многих случаях год — это даже много. Есть люди, которые по своему менталитету и складу характера далеки от армии. Они могли бы проявить себя во многих других направлениях. Азы военной службы мы им дать должны, но погружать в армейскую среду на много месяцев смысла нет, пользы нет, наоборот. Много вариантов сейчас рассматриваются. Например, прохождение службы в так называемых интеллектуальных войсках, армии нужны интеллектуалы. Альтернативная служба, которая не получила популярность. В то же время она должна предлагать более широкий спектр направлений. И когда каждый гражданин осознает, что у него есть выбор в способах прохождения службы, когда эта система у нас заработает эффективно, изменится и отношение, которое, без всяких сомнений, уже изменилось в самую лучшую сторону.

— Ты считаешь, что срок срочной службы, сокращенный до года, может быть пересмотрен еще в меньшую сторону? Сейчас же, наоборот, опять хотят вернуться к двухлетке…

– Мы должны создать оптимальные условия несения службы для всех и каждого, уверен, что подготовить солдата-срочника, дать ему навыки в рамках его военной специальности, можно и за 3 месяца, даже не за год. Все зависит не от того «сколько», а от того «как». И это обоснованный исторический прецедент: если мы в годы Великой Отечественной Войны лейтенанта за 3 месяца готовили, то почему в мирное время не сможем подготовить за тот же срок рядового запаса? Сможем. Если мы присваиваем лейтенантские звания выпускникам военных кафедр, очень отдаленно знакомых с армейской жизнью, то почему не можем в рамках трех месяцев интенсивной боевой подготовки вручить военный билет рядовому составу?

При всем моем уважении к людям с большим армейским опытом, которые считают, что для военной подготовки не хватает нынешнего года, уверен, что это во многом стереотипы. Какие цели мы преследуем, призывая людей в армию? Мы должны их обучить военному ремеслу, чтобы в случае мобилизации он занял свое место в строю. Разве человеку нужен год для того, чтобы изучить автомат, научиться стрелять из него и водить боевую машину? Нет, нужно намного меньше. Мы отрываем его на год от гражданской жизни: стать военным по духу он все равно не успевает, а вот упустить возможности вполне может. Отправляем его в другие регионы, отрываем от семьи. С одной стороны это закаляет, но я не вижу в этом необходимости. Призвали на 3-6 месяцев по месту жительства, не тратя огромные средства на ротацию тысяч призывников между субъектами и вперед, в гражданскую жизнь. Так мы сможем охватить всех, абсолютно всех. Затем раз в пять лет опять-таки для всех проводить краткосрочные военные сборы, и он все вспомнит. Это эффективнее, чем служить год-два  и потом к этому никогда толком не возвращаться.

Если будет эффективно работать система начальной военной подготовки в школах, если будет мощно функционировать ДОСААФ, сборы резервистов, если люди, вставая в строй, будут заниматься только боевой подготовкой, а не многими сопутствующими и несвойственными функциями, то год станет неоправданно длительным сроком срочной службы. Конечно, это сверхнагрузка на военкоматы, систему комплектования, но лучше мы потратим лишние средства на это и сэкономим в разы больше на содержании сотен тысяч срочников.

И главное здесь – психологическое отношение к службе. Одно дело, когда уходишь на год и совсем другое, когда это считанные месяцы. Все воспринимается легче, оптимистичнее, молодые люди будут постигать военную науку, осознавая, что каждый день на счету, и он наполнен боевой учебой. Тогда и появится оптимальный баланс между людьми, которые идут в армию, чтобы получить билет, и теми, кто хочет связать свою судьбу с Вооруженными Силами, стать профессиональными военными-контрактниками.

– Многие ставят в пример израильскую армию. Такая модель применима в России?

– В силу территориальных, исторических и многих других причин, в чистом виде израильская модель для нашей страны неприемлема. Мы там имеем дело с мононациональным государством, мононациональными вооруженными силами, с очень молодым государством, со специфическими условиями возникновения этого государства. С особым менталитетом народа, со своими задачами и амбициями, которые он решает в данный момент. У нас совершенно иная ситуация. Но в то же время очень многое, из того что эта страна сумела наработать, мы, безусловно, могли бы использовать. В том числе, и возможность службы для девушек. У нас сейчас они тоже  служат, но не на всех должностях.

Но не стоит забывать, что служба в Израиле – принудительно-обязательная. С одной стороны, понимание важности службы там очень высоко. Но с другой – в Израиле предусмотрены настолько серьезные льготы для проходивших службу, и настолько все перекрывается для тех, кто не служил, что понять: где у них патриотизм, а где расчет, сложно.

Я уверен, что абсолютно все должны обладать навыками обращения с оружием, каждый солдат должен знать свое место в строю. Может то, что я скажу, будет резать слух пацифистов, но любой человек, когда приедет война, беда, должен понимать, что юриспруденстовать будет поздно, может наступить момент, когда придется взять в руки оружие.

– То есть ты думаешь, что может случиться так, что всем нужно будет встать под ружье? Или в 21 веке война будет другая?

– Уверен, что мы должны быть к этому готовы. Верю, что такой момент должен НЕ настать. Но, несмотря на 21 век, роботы сегодня не воюют и, как показывает практика, все равно идут солдаты, все равно летит свинец и погибают люди. Здесь еще важно понимать: наши противники прекрасно понимают, на что мы способны, они мониторят ситуацию постоянно. Очень большой «плюс» дает нам наша непредсказуемость. Даже во время развала армии, они нас боялись, потому что патриотизм из России вытравить невозможно. Все равно где-то сидит офицер над какой-нибудь кнопкой, и предать свою страну он не сможет.

Но помимо ядерной кнопки существует много вариантов, при которых мы не сумеем применить это оружие. Именно поэтому осознание нашими противниками того, что наше население идеологически и психологически готово защитить свою территорию – это не менее и даже более сильный сдерживающий фактор, чем все оружие массового уничтожения.

– Тогда я так понимаю, что ты являешься сторонником инициатив Госдумы, которые сегодня хотят вернуть в школу военные дисциплины, в том числе, даже борьбу на ножах?

– Безусловно, начальная военная подготовка в школах быть должна. Другое дело – в какой она форме будет предложена сегодня. Нельзя без изменений восстанавливать советский опыт в российские современные школы. Также нельзя перенимать дословно опыт зарубежных стран. Сегодня совершенно другие реалии. Каждая инициатива должна прорабатываться очень скрупулезно. Все-таки в школы мы отправляем детей, чтобы они получили образование, а не стали солдатами. Кем инициаторы предлагают комплектовать штат педагогов по этой дисциплине, какую предлагают программу. Одним словом, я за продуманные инициативы, за современный формат НВП, главное, чтобы все это не стало очередным примером популизма. Ну, и чтобы детям было интересно, а обществу – полезно. И так как на этих уроках будет формироваться отношение ребят к вооруженным силам, к своей стране, мы не можем позволить себе непродуманных шагов.

В Осетии уникальные воинские традиции, за них необходимо бороться. Никогда ни одна национальная республика на Северном Кавказе не могла похвастать ни одним высшим военным учебным заведением. В Осетии их было три! Это беспрецедентно. Мы, обладая тремя военными училищами, их потеряли. По какой причине это случилось, другой вопрос. Россия потеряла, Осетия потеряла. Я помню, как закрывали наше общевойсковое училище – единственное, которое готовило горных стрелков. И это было аккурат перед войной на Кавказе, и случайностью это никак не назовешь. Спустя много лет, уже в 2000-х, закрыли и институт внутренних войск. Но тут уже не было никакой диверсии. Я говорил со многими выпускниками этого института, которые свидетельствовали о том, как из-за большого количества местных ребят снизилась дисциплина. Мы сами должны воспитать человека, идущего в военное училище, в армию, с высокой ответственностью, чтобы он осознавал, куда он идет, что он – часть народа и по нему будут судить. Это очень серьезная проблема сегодня. И сегодня основная масса наших ребят с честью служат. Но есть и другие, их процент уже не в рамках погрешности и это причина серьезно задуматься. Сегодня у нас есть Суворовское училище, есть подводная лодка «Владикавказ», экипаж которой призывается из Осетии. В этом ракурсе необходимо работать, работать на сохранение и приумножение воинских традиций.

– Олег, вопрос, который меня интересовал всегда: мы можем позволить себе достойные условия службы в армии? Я не про вооружение сейчас и физическую подготовку, про банальный быт. Я понимаю, что армия – не санаторий, но это же и не наказание.

– Процесс создания комфортных условий службы у нас идет более, чем успешно. Уже практически нет казарм с общими спальными помещениями на несколько десятков человек. В одном помещении с отдельным душем располагаются сегодня по 4 человека, есть стиральная машинка, место, где можно погладить свои вещи. Питание военнослужащих совершенно на другом уровне, чем раньше. Когда я еще был курсантом, довольствие было как у срочников, и я помню это мясо 47-года из НЗ СССР. Обмундирование стало качественно другое, на порядок удобнее, практичнее. По всем направлениям наши Вооруженные Силы выходят на качественно другой уровень. Что касается контрактников, то, например, те, которые служат у нас в республике, у них денежное довольствие выше среднего по стране – регион такой. Многие стереотипы, которые закрепились за армией, конечно, еще существуют. Но сегодня они уже во многом не имеют под собой оснований.

И все же вопрос  не в деньгах, условиях службы и обмундировании: люди должны психологически перестроиться. Мы буквально поместили людей из 90-х и начала 2000-х в новые, современные условия. Необходимо время, чтобы перестроиться и все условия сегодня для этого есть. Я сейчас совмещаю две должности – командира подразделения и замполита батальона. Это не парадное подразделение, оно непрерывно занимается боевой  подготовкой. Идет оснащение новейшей техникой, вооружением, средствами связи, экипировкой, мы сегодня обладаем широкими возможностями для реализации прав и гарантий военнослужащих. Но на первый план иногда выходит целый ряд тех самых социальных, бытовых проблем. Начинаешь разбираться: человек говорит, у меня нет вот этого. Разбираешься дальше, оказывается, для того, чтобы это получить, человек должен сделать шаг, но ему мешает опыт прошлой службы, стереотипы, которые подсказывают, что такого не может быть в принципе. И многие от высоких чинов до рядовых пока не перестроились, не осознали, что им предоставляется совершенно другой формат службы и требуется иной подход. Нужно время. Руководство Вооруженных Сил сегодня – наиболее профессиональное и современное за всю новейшую историю, а значит процесс стабилизации и развития будет идти уверенными темпами.

– Замполиты в советской армии были отдельной кастой, если так можно выразиться. Как изменилась их работа в современной армии? Проводятся ли политифнормации?

– В советское время была единственная партия, и замполиты были проводниками ее политики, идей. Они имели больший статус, нежели даже командиры подразделений. Мою должность сегодня правильнее называть «заместитель командира по работе с личным составом». Все то, что происходит в мире, мы доводим до личного состава. Кому-то, может, кажется, что солдат должен меньше думать и выполнять приказы… В Уставе написано, что вы сначала должны выполнить приказ, а потом можете его обжаловать. Но есть буква закона, а есть дух закона. И именно для этого нужно развивать мышление у молодых ребят. Необходимо создавать условия для правильного коллективного понимания того, что мы делаем, к чему идем, и что нас может ожидать. Я в принципе не понимаю, как можно без мощнейшей внутренней мотивации каждый день приходить на службу в 6 утра и уходить в 12 ночи, при той колоссальной физической и психологической нагрузке.

Вооруженным Силам очень важно понимание и поддержка со стороны общества, народа, который они защищают. Яркий тому пример – трагический 2008 год. Мы помним, что у нас многие готовы были встать на защиту Родины, но в силу объективных обстоятельств победить в этой войне могла только армия, именно 18-19-летние ребята в погонах армии России пошли на смерть, именно они победили в той войне. И эти ребята сейчас находятся на территории воинских частей. И очень хочется, чтобы процесс взаимодействия между солдатами и гражданской молодежью был более активным. Есть интересные идеи, и мы будем их реализовывать. Это нужно и нашим военнослужащим, и нашему гражданскому населению, народу нашей республики. Гражданское общество должно знать, кто их защищает, и наоборот, наши ребята должны знать, чей мир они берегут.

– Так общество должно прийти в армию, или наоборот?

– Это должен быть обоюдный процесс. Общество  не является частью армии, армия является частью общества. Из общества приходят люди служить. Родители призывников должны осознавать, что от их отношения к армии зависит будущее не только их детей, но страны в целом. Мы должны понять, что любая наша проблема – это не повод для критики и обливания грязью. Правильно говорят: критикуя – предлагай, предлагая – возглавляй, возглавляя – отвечай. Если мы говорим, что у нас в армии проблемы, они, прежде всего, психологического характера. Как бы ни было сложно во все времена с зарплатами и довольствием, всегда морально-психологическое состояние воинских коллективов было на первом месте. Потому что человек, выполняющий боевые задачи, должен быть мотивирован не только финансами. Вот в 90-е годы часто говорили «бедный голодный солдатик». Но именно такой бедный и голодный солдатик все равно вопреки всему побеждал любого противника, потому что исторически так сложилось. И никто пока этого так и не объяснил. Сегодня этот солдат уже отлично оснащен, намного лучше подготовлен. Время ломать старые стереотипы и делать это вместе.

Мы должны быть готовы к войне, делая все, чтобы был мир. Никто кроме военных этого так остро не понимает. Для того чтобы войны не было, мы не должны говорить: не идите служить. Для того чтобы войны не было мы, наоборот, должны сказать: «Ребята, мы все должны быть готовы к этой войне». И тогда с войной к нам прийти никто не посмеет.

– Но ты же согласен, что армия по-прежнему один из самых закрытых институтов общества? Этому, понятно, есть свои объективные причины. Но, все же, что должна сделать сама армия, чтобы стать ближе и понятней?

– Вспомни, Эльбрус, как возникла идея этого интервью. Я пришел в редакцию, чтобы выразить мнение по поломанному дереву во время парада, когда тема, не стоящая обсуждения, заполнила информационное пространство. Такого быть не должно. Тем более в Осетии. И тогда мы с тобой уже говорили про патриотическое воспитание молодежи. Я абсолютно не приемлю патриотическое воспитание только в рамках военных парадов. Но у нас нет системности пока в этом направлении. Нет системы коммуникации между армией и гражданским населением. Много идей, ряд их в реализации.

Но у меня, к примеру, в подчинении несколько сотен человек, у них очень много задач и проблем. В советское время замполиты были очень важным институтом в армии, в каждой роте был замполит, а сегодня на батальон, а это примерно 500 человек, 1 замполит. Согласись, что невозможно этого замполита направить еще и в школы, и вузы для военно-патриотического воспитания. Хотя, начнется учебный год, мы постараемся это исправить. Я считаю, нужно дать возможность нашим ребятам – школьникам и студентам приезжать на полигон, чтобы они поводили боевые машины, постреляли со всех видов оружия. И чтобы это не было формальным «днем открытых дверей», нет. Это должна быть отдельная и постоянно действующая программа. Мощная, всеобъемлющая. Для этого мы должны из своего графика выкроить время.  Именно этим объясняется, почему армия не идет в народ – слишком много задач стоит перед нами. Но революция, как говорится, дело молодых. Мы уже начали этот процесс.

— Ты говоришь о таких проектах, как «Вежливый КВН»?

– Да, и это только начало. Военные парады важны, но это далеко не все, что мы с вами можем сделать для сближения народа и армии. Мы уже приступили к реализации уникальных внеформатных военно-патриотических, культурных, социальных проектов, как на территории воинских частей и полигонов 58-й Армии, так и за их пределами, под общим названием: «Вежливая Осетия — Вежливым людям!», где главной целью является культурная интеграция, ознакомление военнослужащих с традициями, историей и менталитетом народа республики, на территории которой они проходят службу и который защищают. Особо важно и то, что молодежь Осетии получает возможность лучше узнать армию, ее традиции. Частная инициатива, появившись не в высоких кабинетах, получает все более широкую поддержку, как среди гражданского населения, так и среди военных.

Спланирован целый ряд мероприятий, призванный сложиться в системную работу. Это не только развлекательные мероприятия с приставкой «вежливый», это, к примеру, и традиционный осетинский кувд, который будет проведен на территории воинской части, включая в себя и культурную программу, где главной целью является культурная интеграция военной и гражданской молодежи, ознакомление военнослужащих с традициями, историей и менталитетом народа республики, на территории которой они проходят службу и который защищают. Еще одна идея — это посещение солдатами срочной службы лекций в высших учебных заведениях республики, где они смогут на время окунуться в атмосферу высшего образования, получат возможность внеформатного общения со сверстниками из Осетии. Это и есть настоящее взаимодействие армии и общества. Все это лишь часть объемной концепции, аналогов которой нет больше нигде. Мы будем только за, если подобную деятельность возьмут на вооружение в других регионах России, но где, если не в Осетии, этот пример должен быть подан. И видя, насколько народ нашей республики поддерживает подобные инициативы, оценивая искреннее и беспримерное отношение народа нашей республики к армии, испытываешь чувство гордости за то, что мы сохраняем веками формировавшиеся традиции и менталитет, львиную долю которых всегда составляло отношение к военной службе.

Процесс идет, просто нужны время и поддержка людей, общества. Но со своей стороны могу заверить, мы это будем делать. Я считаю, что в Осетии это особенно важно.

– Олег, ну и последний вопрос: все кто наблюдал за Парадом на Красной площади, в один голос говорили о гордости за свою страну. Это объективно, зрелище было впечатляющее. Но давай посмотрим на это с другого ракурса: солдаты, военная техника – это, прежде всего, же угроза? Получается, что гордость за страну и патриотизм базируются на силе?

– Министерство Обороны призвано защищать свой народ. Когда люди видят не имеющую аналогов военную технику, литые парадные «коробки», которые излучают мощную энергетику победителей, они чувствуют, что армия готова выполнить поставленные задачи и обеспечить безопасность государства. И в лице этих ребят они видят, что страна остается верной себе. По этой брусчатке шли их деды и прадеды на фронт. В 45-ом на Параде Победы мы тоже никого не хотели пугать. Но, к сожалению, реалии мира таковы… И чем мощнее мы будем ходить на парадах и действовать на учениях, реально показывая готовность защитить свое Отечество, тем меньше нам придется с этим оружием участвовать в войне.

Мы сегодня много говорим о национальной идее, как в Осетии, так и в стране в целом. Так вот, я не вижу эту национальную идею без военной составляющей. Военные — неотъемлемая часть основы государства, осетины – воины-государственники. Наша славная история никуда не уходит, она остается в генетической памяти. И когда мы говорим о возрождении нашего народа, мы должны говорить о неотъемлемом воинском духе. Созидать во имя общего блага и, если потребуется, встать на защиту своей республики и страны.

СТАТЬИ
12.03.2024

Торговая сеть запустила новую акцию

26.11.2023

Все, что вы хотели знать о мерах соцподдержки мам

16.11.2023

Торговая сеть запустила предновогоднюю акцию

17.10.2023

Нового министра ВД по Северной Осетии Демьяна Лаптева представили личному составу ведомства

16.10.2023

Во Владикавказе проведут рейд по незаконным нестационарным торговым объектам

13.09.2023

В Северной Осетии появился ВкусВилл

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: